– Алекс, – поделился со мной референт отдела «С4», – ты вел себя легкомысленно. Я понимаю, это наследственность, но ссылаться на отца – не лучшая линия обороны. Я, например, не знаю, как отнесется служба безопасности к твоим подозрительным контактам.

– Что ты имеешь в виду?

– Встречу с этим лауреатом из полукровок.

Не знаю, как бы я повел себя, встретившись с этим боровом без серьезной подготовки, но теперь я имел подготовку. Я сразу понял, что либеральничать, как позволял себе Закруткин, нельзя. Каждая уступка только добавляла козырей в игру этого богослова.

– Он был чертовски опасен, – прокомментировал Шеель, – особенно в погоне за деньгами несчастного Альфреда фон Шееля. Что он знал о моем отце, что позволяло ему вести себя со мной так бесцеремонно?.. Я решил проявить твердость и потребовать вернуть долг, о котором шла речь. В противном случае…

Ротте явно не ожидал отпора и сразу выложил карты.

– В противном случае я не смогу помочь тебе выкрутиться из ловушки, в которую ты сам загнал себя.

– Что может быть криминального в посещении известного ученого?

– О-о, это долгий разговор. Факт встречи налицо, и когда тебе предъявят обвинение, будет поздно.

– Ты собираешься предъявить мне обвинение?

– Я – нет, но есть другие, чересчур бдительные. Я хочу предупредить тебя об опасности, ведь мы же друзья, а ты ведешь себя бесцеремонно. Неужели тебе жалко какие-то триста марок?

– Двести.

– Ну ладно, двести.

– Прости, Франц, я, вероятно, плохо разбираюсь в твоих конспиративных штучках, однако мне трудно поверить, что найдется такой смельчак, который предъявит обвинение группенфюреру Майендорфу.

Ротте насторожился.

– Ты хочешь сказать, что Майендорф давал санкцию на контакт с Бором?

– И не только он. Мне также есть о чем доложить генералу Дорнбергеру. Так что этот раунд, дорогуша, ты проиграл.

Я похлопал его по плечу.

– Возможно, – охотно согласился Ротте, – но партия не закончена. Чтобы довести ее до конца, мне позарез нужны двести марок. Мой здешний начальник ловко сдает в покер.

– Я не возражаю, если ты с присущей тебе проницательностью и юмором опишешь местные нравы и посоветуешь, к какой партии примкнуть, чтобы не остаться в дураках. К тем, кто мечтает о полете на Марс, или к тем, кто считает, что в первую очередь следует добраться до Венеры?

Франц приставил палец к губам.

– Об этом ни слова. Там, – он неопределенно ткнул пальцем в сторону, – очень не любят, когда наши лучшие умы тратят силы на такие пустяки, о которых ты только что упомянул. Все силы на защиту фатерлянда! Проломим головы врагам Тысячелетнего рейха! Наше вундерваффе самое могучее вундерваффе в мире!

– …На полигон я прибыл 17 августа, однако никто не удосужился известить коменданта о моем приезде. Оберст-лейтенант прямо заявил – никаких указаний насчет обер-лейтенанта фон Шееля к нему из административного амта (управления) не поступало. Он выправил мне аусвайс и предложил дождаться вызова к начальству, а пока мне предписывалось не покидать жилгородок. По окрестностям гулять можно, однако к охраняемым объектам приближаться запрещается. Следуя совету дяди Людвига, я не стал проявлять активность. Устроившись в отеле «Швабес», я отправился бродить по острову.

Пенемюнде оказался на редкость мирным и живописным уголком, почище Копенгагена. Это был настоящий курорт – песчаные дюны, вековые сосны, уютные домики. В прогалинах между деревьями проглядывало серо-голубое море. Было жарко, так что я искупался. Затем добрался до озера Кёльпин, и, минуя завод по производству жидкого кислорода, вернулся обратно. Вечером посетил кинотеатр в Пенемюнде, где посмотрел «Вохеншау». После сеанса по дорожке через сосновый бор направился в отель.

Барон привлек мое внимание к включенному диктофону.

– Мне бы хотелось, чтобы в протоколе… бр-р-р… в романе, об этой прогулке было сказано так:

«Он шел и любовался закатным небом. Солнце клонилось к морю, скоро в небе загорелись звезды. Сначала одна, очень яркая, – он знал, это Венера. Звезда подсказала – с тобой сыграли злую шутку, Алекс. Тебя сделали шпионом, но ты можешь сбежать отсюда и сохранить жизнь.

Что могло удержать его в Пенемюнде? Например, жалость к сыну, ведь для того чтобы выжить в Стране Советов, Петьке требовался отец-герой, а не подлый предатель. Это был веский аргумент, но его недостаточно. Куда более действенной приманкой являлось желание взглянуть на агрегат А-4, а также на его детище – сумасшедшую двухступенчатую ракету, которую, по неподтвержденным данным, задумал построить фон Браун. С помощью этой 100-тонной махины можно было доставить до Нью-Йорка 750 килограммов взрывчатки или запустить спутник. А там, глядишь, недалеко и до первого космонавта».

– Ну как? – спросил он меня.

Я показал ему поднятый большой палец.

– Просто дух захватывает!

Закруткин подпер голову рукой и подбодрил:

– Я ничего такого от тебя никогда не слышал, Алекс. Давай ври дальше.

Фрау Магди поочередно глянула на мужа, на Закруткина, но я опередил обоих. Вскочил, подвинул ее лежак поближе.

– Danke schön!

Когда вся команда навострила уши, польщенный барон продолжил:

– Итак, на чем мы остановились?

– На первом космонавте, – напомнил я.

– Ага.

«…звезда одобрительно мигнула – верно мыслишь, Леха. Густо темнеющее небо с нарастающим энтузиазмом поддержало вечернюю звезду. Оно окатило меня каким-то торжественным, вибрирующим гулом. Я испытал восхищение и не сразу сообразил, что ждало меня в следующую минуту.

А когда осознал, ужаснулся.

Рокот нарастал, набирал силу. Небо вдруг завибрировало на тысячу низких завывающих басов.

Я оцепенел, вспомнил Саратов, Берлин и сломя голову бросился к ближайшему укрытию. Рухнул в какую-то яму.

Или окоп – сейчас не могу вспомнить.

Внезапно сквозь оглушающий рев прорвался выматывающий душу вой. Следом по окрестностям пробежали ослепляющие блестки вспышек. Затем меня подбросило вверх. Затем рвануло так, что я на мгновение лишился слуха.

Как только первая волна бомбардировщиков схлынула, я выскочил из приютившей меня ямы и бросился по направлению к бомбоубежищу. Далеко убежать не успел – прямо на меня метнулась странная фигура в пижамных штанах на подтяжках и разорванной пижамной куртке. Человека шатало, словно пьяного. Он налетел на меня, сбил с ног, и мы вместе покатились под уклон. Когда же незнакомец попытался выбраться наверх, я успел повалить его на землю, прижать коленом.

Сам пригнулся.