«Кого я должен убить?»

«Человек с улицы не подойдет. Должен умереть тот, кто имеет влияние на твою судьбу».

Гори или Цвания? Крылов размышлял недолго: Цвания. Ликвидация Автандила наделает слишком много шума. Уберем Давида и предложим Гори договориться. Уверен, абрек не ждет подобной наглости.

«Как я это сделаю? Моего врага хорошо охраняют».

«Кто охраняет?» И столько презрения прозвучало в голосе барона, что Крылов покраснел. «Твое дело маленькое, чел Никита: убей. А условия я обеспечу. И условие, и алиби. Да что я? „Королевский Крест“ все сделает».

И вскоре Крылов понял, что Александр имел все основания для презрения.

Они вышли из квартиры — телохранители не шевельнулись. Один продолжал читать журнал, второй дремал на стуле. Когда Никита и Бруджа входили в лифт, кто-то из охранников чихнул, но Крылов даже не обернулся.

«Главное — не забывай, что ты невидим! Ты можешь таращиться человеку в глаза, орать на него, сигналить — он все равно в тебя врежется. Он тебя не видит».

Морок, это называется морок…

Выводя из подземного гаража «Мерседес», Никита едва не врезался в «Жигули», долго стоял, дожидаясь, когда на дороге не останется машин. Все это время шлагбаум оставался поднятым, а сидящие в будке охранники смотрели сквозь них. Никита чувствовал себя среди слепых.

— На улице я изменю формулу морока, нас станет видно.

— Но…

— Не волнуйся, — усмехнулся барон. — Вместо «Мерседеса» челы увидят «БМВ», а вместо нас — двух симпатичных девушек. Так пойдет?

— Пойдет.

«Мое дело маленькое: убить, а все остальное он обеспечит…»

Александр покосился на не по-осеннему яркое солнце и прикоснулся к засверкавшему на груди рубину:

— Долго нам ехать?

— Как пробки, — пожал плечами Никита.

— Постарайся побыстрее.

«Мерседес» они оставили в квартале от «Изумруда», пешком добрались до казино, вошли внутрь. Неподалеку от здания Бруджа вновь сделал их невидимыми, так что вопросов у охраны не возникло. Не заметила их и видеокамера, не среагировала рамка детектора, хотя у Крылова был пистолет.

— Где кабинет, знаешь?

— Конечно.

На втором этаже. Давид не подвел, оказался на месте. Открыв дверь, Никита сразу же увидел склонившегося над бумагами Цвания. Рядом застыли Какадзе и девушка в блузке и мини-юбке — секретарша? Цвания что-то говорил, не поднимая головы от бумаг, но Крылов не прислушивался. А вот Какадзе и девушка были куда внимательнее, девушка даже записывала указания в блокнот.

Черноволосая. Худенькая. На мгновение Никита подумал, что надо дождаться, когда Цвания останется один, что это неправильно — убивать девушку. Какадзе еще куда ни шло, но девушка…

А потом Бруджа снял морок.

Девушка вскрикнула. У Какадзе отпала нижняя челюсть. Ошеломленный Давид поднял голову.

И Крылов забыл о том, что не следует трогать девушку, потому что в глазах Цвания вспыхнула ненависть. Дикая ненависть, направленная на него, на Крылова. И за волной этой ненависти позабылась худенькая, черноволосая… тем более что барон уже выстрелил в нее, открывшую рот, чтобы закричать, и на белой блузке появился некрасивый красный цветок.

А следующая пуля навсегда успокоила Какадзе.

А потом Александр посмотрел на Никиту и жестко сказал:

— Твоя очередь.

И ненависть в глазах Цвания уступила место страху. А затем ушел и он — вместе с жизнью.

— Молодец! — одобрил барон.

Крылов подошел к упавшему Давиду, еще два раза выстрелил ему в грудь, достал карту и смочил ее кровью врага.

Венеция, 1785 год

То, что его нашли именно здесь, Сен-Жермена не удивило: все знали, что он не пропускает восхитительные карнавалы города каналов. Вычислить, у кого именно из венецианских аристократов он гостит, тоже не составляло труда — дружбой с графом гордились. Установили наблюдение за домами, подкупили слуг — в общем, почувствовав пристальное внимание к своей персоне, Сен-Жермен не удивился. Даже похвалил про себя незнакомцев: разыскать его в веселящейся толпе все-таки легче, чем прочесывать европейские замки, гадая, куда на этот раз запропастился неуловимый граф. Похвалил и продолжал веселиться как ни в чем не бывало, рассудив, что этикет не позволит преследователям проявить свой интерес до окончания карнавала. Так, собственно, и получилось.

Дни под маской протекли стремительно, как вода в речной стремнине. Вино, сладкие интрижки и две дуэли — время было потеряно не зря. В последнюю ночь Сен-Жермен намеренно громко сообщил друзьям, что собирается отдохнуть как минимум неделю:

«Запрусь и буду спать. Курить трубку и спать. Ну, может, немного вина».

«Вам наскучило в Венеции?»

«По всей видимости, наш любезный друг назначил слишком много свиданий…»

Предположение было встречено оглушительным хохотом. За неутомимость графа наполнили кубки, потом еще раз. Разбавили здравицу скабрезной историей и снова выпили. Карнавал провожали весело. Сен-Жермен охотно смеялся и пил вместе со всеми. Он знал, что услышан.

И не ошибся.

На следующий день, незадолго до полуночи, в дверь постучали. Негромко, но уверенно. Граф специально расположился в большом кабинете на первом этаже — из комнаты вела дверь во двор, и, чтобы впустить гостя, ему достаточно было крикнуть:

— Не заперто! — Не отрывая глаз от книги: — Располагайтесь. И извините меня — хочу дочитать главу.

Гость молча снял шляпу, плащ, прошел в комнату, судя по шагам — мужчина, некрупный.

— Вино, сыр…

— Благодарю.

Голос странный, шуршащий, наводящий на мысль о бегущих по лесу сухих листьях. Настолько странный голос, что граф с огромным трудом подавил желание посмотреть на визитера. Вместо этого буркнул:

— Вино придется наливать самим — я отпустил слуг.

— Весьма предусмотрительно.

Пробка с тихим «ох!» вырвалась из объятий бутылочного горлышка. Послышалось бульканье, и через некоторое время на столе, справа от Сен-Жермена, появился бокал с красным вином.

— Благодарю. Мне осталось совсем чуть-чуть.

— У меня есть время.

— Еще раз прошу меня извинить.

— Я сам большой любитель чтения и знаю, как трудно бывает оторваться от умной книги.