Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подождите. Я соберусь в два счета.
— Ты не идешь. Лорд Тиази и лорд Бил сказали: сэр Свон и я. И больше никто.
— Хотите, я покажу вам, как носить большой нож хозяина?
— Да тебе-то откуда знать? — Тауг поставил огромный кинжал стоймя на пол, прислонив к кровати.
— Просто я смышленая. Смотрите.
Прежде чем он успел остановить Этелу, она вытащила из ножен его собственный кинжал и нырнула под одно из громадных кресел.
— Что ты там делаешь? Не режь там ничего!
— Уже отрезала. Он страшно острый.
— Знаю, сам точил. Поосторожнее с ним.
— Похоже, кожа не новая. Она довольно мягкая. — Этела вылезла из-под кресла, размахивая зажатой в руке узкой полоской толстой кожи. — Теперь сядьте на пол, чтобы я могла все сделать.
— Что — сделать?
— Прикрепить ваш меч. Вы увидите. Садитесь же!
Тауг неохотно подчинился.
— У меня мало времени. Сэр Свон, вероятно, уже ждет меня.
— Мы больше времени потратили на разговоры.
Стоящая у него за спиной Этела потянула за пряжку на наплечном ремне.
— Видите, эта штуковина у вас для того, чтобы делать лямку длиннее или короче, а у меча вот здесь кольцо, за которое хозяин привязывал его к поясу. Вы перерезали ремешок, помните?
— Конечно, — сказал Тауг.
— Так вот, под сиденьем у этих кресел натянуты широкие ремни, которые держат подушки. Я отрезала полосу от одного и теперь привязываю меч к пряжке.
— Ты умеешь завязывать крепкие узлы, Этела?
— Я умею вязать крючком!
Пыхтя от напряжения, она затянула узел.
— Теперь вставайте.
Он встал, и маленькие ручки произвели окончательную подгонку.
— Видите? Он висит у вас на спине немного наискось, чтобы рукоятка находилась не за головой, а над плечом. Возьмитесь за нее.
Тауг нашарил длинную костяную рукоятку, которую он собирался обточить, и потянул меч вверх вместе с ножнами, мгновение спустя соскользнувшими с клинка и повисшими у него на спине.
— Он тяжеленный, правда?
Получасом позже, когда они со Своном заканчивали седлать лошадей, Тауг вспомнил вопрос Этелы и свой ответ, далекий от правды.
— Сэр Свон?
Свои, затягивавший подпругу, на мгновение отвлекся:
— Что?
— Я хотел спросить, сколько времени вам потребовалось, чтобы привыкнуть носить кольчугу.
— Я и не привык.
Свон вскочил в седло с такой легкостью, словно кольчуга, шлем и меч не весили ровным счетом ничего.
— Не привыкли?
— Пока — нет. Я постоянно чувствую тяжесть кольчуги и всегда испытываю облегчение, когда ее снимаю. Спроси у сэра Гарваона. — Свон немного помолчал. — Но я и надеваю ее с радостью. Ты боишься, что не заберешься на коня со своим боевым мечом? Приторочь его к луке седла, рядом со щитом. Многие так делают.
Тауг уже поставил левую ногу в стремя; крепко взявшись за луку седла, он вскочил на коня со всем своим оружием.
— Не такая страшная тяжесть, как ты предполагал, верно?
Тауг кивнул.
Свон причмокнул губами и отпустил поводья. Мунрайз легкой рысью выбежал в пустынный двор, горя желанием поскорее покинуть темную конюшню.
— Ты знаешь, что гораздо тяжелее?
Тауг поспешил следом.
— Ваш шлем?
— Нет. Вот этот кошель. — Свон потряс кошель, висевший у него на поясе, и прислушался к мелодичному звону монет. — Если потеряю шлем или щит, я смогу обойтись и без них. Но потеряй я это, кто станет доверять мне?
— Я.
Свон рассмеялся:
— Хороший ответ. Честно говоря, мне мало кто доверяет сейчас. — Несколько минут Свон ехал в молчании. — Скоро прибудет герцог Мардер. Сэр Эйбел так сказал.
— Я его не знаю.
— А я знаю, и он считает, что знает меня. Он был моим сеньором, но никогда не доверял мне.
Бок о бок они проехали через ворота Утгарда и проскакали по гулкому мосту, которым Тауг проходил пешком прошлой ночью и возвращался обратно с боевым мечом на плече и Этелой, бегущей вприпрыжку за ним по пятам.
— Лишь нося кольчугу и меч, мы становимся сильными, — сказал Свон, — и лишь стоически вынося невзгоды, становимся смелыми. Другого способа нет.
— Мне нужно поговорить с тобой, Мани.
Мани кивнул и запрыгнул мне на руки.
— Я хотел бы занять свое место в вашей переметной суме. Вы окажете мне такую любезность?
— Конечно. — В подтверждение своих слов я посадил Мани в суму.
— Теперь говорите, дорогой хозяин. Или вы хотите, чтобы говорил я?
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне про зал Утраченной Любви. Ты упоминал о нем. Расскажи все, что знаешь.
— Я туда не заходил. — Мани помолчал, с отсутствующим выражением изумрудных глаз. — Кажется, я говорил.
— Расскажи все, что ты о нем слышал.
— Вероятно, Ульфа знает больше, — медленно протянул Мани. — И Поук тоже. Они пробыли в Утгарде дольше меня.
Гильф тихонько заворчал, почти зарычал.
— Их здесь нет, — сказал я. — А ты здесь. Откуда ты узнал все, что тебе о нем известно?
— Изначально? От Халд. Ангриды не способны любить. Полагаю, это ни для кого не новость. В этом состоит основная разница между ними и вами. И вы, и они большие. Ангриды побольше, конечно, но и вы, и они большие и шумные. Вы мало думаете — и одни, и другие. И умеете говорить. Что хорошо, надо признать.
— Расскажи мне про зал.
Погонщики навьючивали кладью последних мулов. Мардер и Воддет уже сидели в седле, а Анс помогал Идн взобраться на коня, подставив ладони подобием ступеньки ей под ногу.
— В мире должно быть место для потерянной любви. — Мани говорил медленнее обычного, обращаясь столько же к себе самому, сколько ко мне. — Люди ведут себя так, словно потерянные вещи бесследно исчезают. Мы, коты, не такие. В прошлом у меня был дом, который я любил, крохотный домик в лесу, где привольно живется полевым мышам и кроликам. Я ушел оттуда — по приказу своей хозяйки — и теперь редко вспоминаю о нем. Но он по-прежнему стоит там.
Гильф поднял взгляд, явно ожидая от меня реплики, но я молчал.
— Он никуда не делся, — продолжал Мани, — если только не сгорел. Это я ушел.
— Я не вполне понимаю, к чему ты клонишь.
— Я похож на любовь, — пояснил Мани. — В каждом коте много любви. Не все в это верят, но это правда. Зависимость и раболепие — не любовь.