— Я не хочу умирать. Нисколько не хочу. Если мы вступим в бой, я надеюсь, мы победим. Я сделаю для победы все возможное. У тебя есть палица.

— Да, сэр Свон. Мечедробитель. — Тауг поднял палицу.

— А где кинжал, который ты забрал у кузнеца-ангрида? Ты показывал мне кинжал размером с боевой меч. Он по-прежнему у тебя?

— Он в моей комнате, если только кто-нибудь не стащил его.

— Возьми и его тоже. Возьми и палицу, и кинжал.

— Хорошо, сэр Свон.

— Если я погибну, а ты останешься в живых, Тауг, тебе придется встретиться с врагом более страшным, чем ангриды, и более коварным. Со сплетнями, с хитрыми улыбками, с косыми взглядами. Ты меня понимаешь?

— Думаю, да, сэр Свон.

— Тебе придется сражаться с ними, а сражаться с ними можно только одним способом: добровольно отправляясь на верную смерть и оставаясь в живых. Делая это снова и снова, Тауг.

— Да, сэр Свон.

— Ты из крестьян? Как и сэр Эйбел?

— Мы не такие плохие, как вы думаете, сэр Свон.

— Я ничего такого не думаю. — Свон вздохнул, и Таугу пришло в голову, что звука более тоскливого он не слышал никогда в жизни: вздох призрака, щемящий сердце звук, который будет жить в гулких залах Утгарда дольше, чем летучие мыши. — Меня воспитывали слуги моего отца, Тауг. Главным образом Нола и ее муж. Они гордились мной и научили меня гордиться собой. Это помогло мне, и на протяжении многих лет только одно это и придавало мне сил. А тобой кто-нибудь гордился когда-нибудь? Кроме меня?

Тауг сглотнул:

— Я бы не смог убить Логи, если бы не Орг, сэр Свон. Он первый вступил с ним в схватку, чтобы защитить нас, и он сделал больше, чем я. Только вы запретили мне говорить о нем.

Свон улыбнулся; улыбка, хотя и безрадостная, очень его красила.

— Я все равно горжусь тобой. Горжусь тем более, что ты сказал правду, когда наверняка испытывал огромное искушение солгать. Я часто лгал и знаком с подобным искушением. Так кто, кроме меня?

— Моя сестра, сэр Свон, Ульфа. Когда она узнала, что я оруженосец и, возможно, однажды стану рыцарем.

— Это хорошо. Может, нас с Ульфой вполне достаточно. Сэр Равд никогда не гордился мной, а я никогда не гордился им, как следовало бы. Мне бы надлежало приказать тебе хранить память о сэре Равде, но ты его не знал.

— Я видел его, сэр Свон, когда он приезжал в нашу деревню и разговаривал с народом.

— Тогда не забывай это и не забывай, что я рассказал тебе о нем.

Они расстались, но Тауг не сразу направился в комнату, которую делил с Мани и Этелой, а еще с минуту стоял на месте, глядя в спину Свону, шагающему широким шагом по огромному коридору — неприглядному и холодному коридору, погруженному во мрак, рассеиваемый лишь слабым светом дня, что сочился сквозь высокие узкие окна в одной стене.

И Таугу показалось, что в самом конце коридора он увидел рыцаря с фигурой вздыбленного золотого льва на шлеме и изображением золотого льва на щите — и что Свон не увидел рыцаря, хотя находился к нему гораздо ближе. Тауг повернулся и пробормотал: «Этот замок наводнен призраками».

Чуть позже, начав подниматься по одному из бесчисленных маршей лестницы, он сказал себе:

— Ладно, я надеюсь, что нам вообще не придется сражаться. Что мы просто заберем рабов, и все дела.

А немного погодя добавил:

— Жаль, Мани здесь нет.

Лето в середине зимы. Идн сидела под глицинией на белой мраморной скамье, приятно прохладной; и хотя в темноте она не видела лица молодого человека рядом, она знала, что это Свон. Пел соловей. Они поцеловались, и поцелуй вместил в себя целую жизнь любви, трепещущий и благоухающий мускусом.

Он длился вечность, но закончился слишком скоро. Идн проснулась, но продолжала лежать с зажмуренными глазами, готовая отдать все на свете, чтобы хоть на час еще вернуться в свой сон; она поплотнее закуталась в одеяло, чувствуя нестерпимый жар в чреслах, где плакало что-то — древнее, как сама Женщина.

Герда забормотала во сне, перевернулась на бок и затихла.

— Ваше величество…

Голос прозвучал наяву и принадлежал не Мани, не Герде, не Бертольду и, уж конечно, не Ансу. Идн села.

Обнаженная девушка со взметенными над головой волосами стояла на коленях возле постели.

— Ваше величество, вашу покорную слугу зовут Ури. Вам понравился сон, который я принесла вам?

У Идн перехватило дыхание.

— Я надеялась, он доставит вам удовольствие. Ваша слуга Ури — бездомная девушка из Эльфриса, которая старается угодить вам всеми возможными способами и не просит в награду ничего, кроме улыбки. Одно доброе слово в год из ваших уст, если только ваше величество не против.

Идн не испытывала негодования, но постаралась говорить возмущенным тоном:

— Ужели даже здесь мы должны выставлять часового у нашего шатра?

— Ваше величество выставили. — Ури указала рукой. — Он там лежит, погруженный в глубокий сон, рядом со своей дубинкой. — Она хихикнула. — Я перешагнула через него.

Идн спустила ноги с кровати, прежде принадлежавшей Мардеру.

— Встань. Мы хотим рассмотреть тебя получше.

Ури подчинилась: тоненькая как тростинка и ростом не выше Идн.

— Мне зажечь свечу? Как я вам, нравлюсь?

— Солнце уже взошло. — Идн на мгновение задалась вопросом, куда делась ночная рубашка, но потом вспомнила, что не взяла с собой ни одной. — Через пару минут мы рассмотрим тебя достаточно хорошо.

— При солнечном свете? Ваше величество едва ли вообще увидит меня.

Над свечой взметнулся язычок пламени.

— Ты утверждаешь, что ты эльфийская дева?

Ури поклонилась, разведя руки в стороны и опустив голову.

— Твои волосы… они очень красивые, но мы должны признать, они не похожи на человеческие. Можно потрогать?

— Сколько угодно, ваше величество.

Идн потрогала.

— Они невесомые.

— Почти невесомые, ваше величество, и потому колышатся даже на самом легком ветерке. Как и я сама.

— И твои глаза. Ты не желаешь поднять на нас взгляд.

— Ваше величество — королева.

Идн дотронулась до подбородка Ури:

— Королева приказывает тебе посмотреть ей в лицо. Тебя не накажут.

Ури подняла голову, и Идн заглянула в глаза, пылающие дымчатым желтым огнем.

— Да, ты действительно эльфийская дева.

Чувствуя легкое головокружение, Иди снова села на кровать.