богатой женщины. Молодой таможенник не стал бы затевать дело из-за одних свитеров, даже если бы и заметил, что они куплены за границей, и уж, конечно, никто бы не подумал открывать ее сумочку. Таможенники знают, что многие пассажиры, возвращаясь на родину, стараются что-то провезти контрабандой, но смотрят на это сквозь пальцы. Более того: если к их помощи прибегают, они иной раз даже дают пассажирам советы, указывая, какие облагаемые наиболее высокой пошлиной предметы включить в декларацию так, чтобы получилась сумма, не подлежащая обложению, а пошлину заплатить лишь за те предметы, на которые она не так высока.

Попадались с поличным, штрафовались, а порой и привлекались к судебной ответственности преимущественно непомерно алчные люди вроде миссис Моссмен, которая во что бы то ни стало хотела провезти все даром. И Гарри Стэндиша угнетала мысль, что таких, как она, слишком много.

Он с облегчением обнаружил, что посадка на рейс два еще не закончилась и контролер у выхода продолжает проверять билеты последних пассажиров. Форма таможенника давала Стэндишу пропуск в любую часть аэропорта, и занятый проверкой билетов контролер едва взглянул на него, когда он подходил. Стэндиш заметил, что контролеру помогает рыжеволосая молодая женщина – старший агент по обслуживанию пассажиров, он даже припомнил ее фамилию: миссис Ливингстон.

Стэндиш прошел в салон туристического класса, улыбнулся стюардессе, стоявшей у входа в самолет:

– Я на минутку. Смотрите не увезите меня с собой.

Он разыскал свою племянницу Джуди – она сидела на третьем месте у окна. Два места по другую сторону прохода занимала молодая пара с ребенком, и Джуди развлекалась, забавляя малышку. Как во всех салонах туристического класса, здесь было тесно, душно, да и кресла расположены так близко одно к другому, что негде повернуться. Инспектор Стэндиш сам путешествовал по воздуху редко, а когда это случалось, тоже брал билет туристического класса и каждый раз страдал от клаустрофобии. Он отнюдь не завидовал всем этим людям, которым предстоял сейчас утомительно-однообразный десятичасовой перелет.

– Дядя Гарри! – воскликнула Джуди. – Я уж думала, вы не придете. – Она положила ребенка на колени матери.

– Я пришел пожелать счастливого пути, – сказал Стэндиш. – Надеюсь, удача будет сопутствовать тебе весь год, а когда будешь возвращаться домой, смотри не пытайся провезти контрабанду.

Джуди рассмеялась:

– Ни в коем случае, дядя Гарри. Прощайте.

Она подставила ему лицо для поцелуя, и он нежно чмокнул ее в щеку. Он был спокоен за Джуди. Вторая миссис Моссмен из нее не получится – он был в этом уверен.

Дружелюбно кивнув стюардессам, таможенный инспектор покинул самолет. Вернувшись в зал ожидания, он задержался у выхода, наблюдая за происходящим. Последние минуты перед отлетом, особенно когда самолет отправляется в дальний рейс, всегда действовали на инспектора Стэндиша тревожно и завораживающе, как, впрочем, и на многих людей. Внезапно из репродуктора донеслось сообщение:

– Заканчивается посадка в самолет «Транс-Америки», вылетающий рейсом два «Золотой Аргос».

Пассажиров у выхода теперь оставалось только двое. Рыжеволосая миссис Ливингстон проглядывала какие-то бумаги, контролер проверял билет предпоследнего пассажира – высокого блондина в верблюжьем пальто, без шляпы. Пройдя проверку, высокий блондин по галерее-гармошке направился к туристическому отсеку самолета. Миссис Ливингстон вернулась в главный зал.

Наблюдая все это, инспектор Стэндиш почти бессознательно обратил внимание на фигуру, неподвижно стоявшую у окна спиной к выходу на летное поле. Стэндиш увидел, что это старушка – маленькая, хрупкая, немного растерянная. На ней был черный, несколько старомодный костюм, в руках – сумочка из черных бусин. У этой старушки был до того трогательно-беззащитный вид, что Стэндиш невольно подумал: как могла такая пожилая женщина оказаться здесь в столь поздний час и совсем одна?

Старушка направилась к контролеру «Транс-Америки», производившему посадку на рейс два; двигалась она необыкновенно проворно и легко. До Стэндиша долетели обрывки ее разговора с контролером, прорывавшиеся сквозь шум уже запущенных двигателей:

– Прошу вас… Мой сын только что поднялся в самолет… Такой высокий блондин без шляпы, в пальто из верблюжьей шерсти… Он забыл бумажник… Здесь все егo деньги.

Стэндиш заметил, что старушка держит в руке какой-то предмет, похожий на мужской бумажник.

У контролера был усталый вид, что нередко бывает в последние секунды посадки. Он нетерпеливо поглядел на старушку, протянул руку, чтобы взять бумажник, затем поглядел снова, внимательнее, передумал и что-то торопливо сказал, мотнув в сторону галереи-гармошки. До Стэндиша долетело только:

– …попросите стюардессу.

Старушка улыбнулась, кивнула, направилась к галерее и вскоре скрылась из глаз.

Все эти наблюдения инспектора Стэндиша заняли не больше минуты. И тут он увидел еще одного пассажира – долговязого сутулого человека, который почти бегом пересекал вестибюль, направляясь к выходу сорок семь. Стэндиш успел рассмотреть худое костлявое лицо и тоненькие рыжеватые усики. В руках у пассажира был плоский чемоданчик.

Стэндиш уже собирался уходить, но приостановился: что-то в поведении этого пассажира привлекло его внимание. Быть может, то, как он держал чемоданчик, как судорожно прижимал его к боку. Слишком много людей прошло через таможню на глазах у Гарри Стэндиша. Некоторые из них вели себя точно так же, как этот долговязый, и почти всякий раз это означало, что они стараются что-то утаить. Если бы этот человек прилетел с одним из международных рейсов, Стэндиш попросил бы открыть чемоданчик и проверил бы его содержимое. Но этот пассажир не прилетел в Соединенные Штаты, а, наоборот, улетал.

В сущности, какое инспектору Стэндишу до него дело?

И все же… какой-то инстинкт, какое-то особое, шестое чувство, присущее почти всем таможенникам, а может быть, и особое отношение Стэндиша к этому рейсу, которым улетала Джуди, удержало инспектора на месте, приковало его взгляд к чемоданчику, столь бережно оберегаемому долговязым пассажиром.

Д. О. Герреро несколько воспрянул духом после того, как ему повезло со страховкой, и теперь чувствовал себя уже более уверенно. Подойдя к выходу на летное поле и увидев, что посадка в самолет еще не закончена, он сказал себе: ну теперь наконец все трудности остались позади, и с этой минуты все пойдет как по маслу. И действительно, словно в подтверждение этих слов при проверке документов у выхода никаких затруднений не возникло. Как Герреро и предполагал с самого начала, внимание контролера привлекло к себе небольшое расхождение между его паспортом и фамилией на билете, где вместо «Герреро» стояло «Берреро». Мельком взглянув на паспорт, контролер тут же внес поправку в свой список пассажиров, исправил фамилию на билете и принес извинение за оплошность:

– Прошу прощения, сэр, иногда при заказе билета получаются такие описки.

Ну вот, все в порядке, с удовлетворением подумал