Меня изумляла готовность Марцелла отправиться вместе с пятью легионами на войну, с которой он мог уже не вернуться. Слушая, как восторженно звенит его голос, я думала обо всех опасностях, подстерегающих солдата, о непроходимых чащобах, где ловко скрываются галлы с особой раскраской на лицах. Конечно, Исида не столь жестока, чтобы покинуть такого юного, подающего такие надежды… С другой стороны, оставила же она Птолемея и Цезариона. А когда у подножия статуи Цезаря убивали Антилла, когда лишились царства мои родители, проиграв его хлипкому человечку, где тогда пребывала Исида?

На следующее утро плакали все. Юлия просто рыдала, вцепившись в Марцелла. Он что-то шептал ей на ухо, ласково утирая слезы со щек. А потом подошел ко мне, но не стал ничего шептать. К собственному стыду, я ужасно боялась, что он больше не вернется, но и расплакаться, как ребенок, себе не позволила.

— Что, ни единой слезинки? — осведомился Юба. — Он ведь едет сражаться с грозными галлами и кантабрийцами.

— Исида за ним присмотрит, — твердо ответила я.

— Пусть лучше перенесет нас на крыльях в Галлию! — рассмеялся Тиберий. — Тогда не пришлось бы думать о варварах, что прячутся на деревьях по всей дороге.

— Довольно! — оборвала его Ливия, и мне впервые захотелось ее поблагодарить.

Когда Марцелл вскочил на своего любимого коня, под любопытным взглядом Юбы у меня защипало глаза. Марсово поле наполнялось зрителями; они ликовали, ожидая, когда солдаты тронутся в поход, чтобы усеять их путь ветками лавра.

Я стояла достаточно близко, чтобы услышать, как Ливия шепчет сыну:

— Я буду в повозке. В случае чего ты знаешь, что делать.

— Само собой, — процедил тот.

— И не вздумай глупить, подставляясь под стрелы и копья, предназначенные Марцеллу. Если богам угодно, чтобы он умер, не противься их воле.

В это мгновение Тиберий заметил, что я подслушиваю, и мне пришлось отвести глаза.

А Ливия направилась к Октавии, чтобы по-родственному поцеловать ее на прощание.

— Безопасного вам пути, — проговорила та дрогнувшим голосом.

Супруга Цезаря улыбнулась.

— Не беспокойся из-за Марцелла. Он справится. Ну и конечно, я присмотрю за ним, как за родным ребенком.

Я собиралась ей возразить, но тут Октавия вновь зарыдала. Марцелл из седла наклонился к ней и протянул льняную тряпицу.

— Не волнуйся, мама. Подумаешь, один короткий поход — и все.

Она прижала тряпицу к носу и закивала так, словно верит его словам. Наконец легионы тронулись в путь. Брат обнял меня за талию.

— Он вернется.

— Откуда ты знаешь?

— Парня готовили Юба с Агриппой.

И правда: человек, спасший Галлию и меня от смерти, защитит и Марцелла.

Я посмотрела на нумидийца, который тоже вскочил в седло. Женщины громко свистели ему вослед и задирали туники повыше коленок — должно быть, в толпе были продажные девки.

— Что они в нем нашли? — вырвалось у меня.

— Видный мужчина, — сказал Александр. И в ответ на мой удивленный взгляд прибавил: — Тебе Юба, может, и не по вкусу, а римлянки полагают иначе.

Нет, кое-что привлекательное в нем было. Густые длинные волосы, иссиня-черные, под цвет глаз. Заметив его мускулистые бедра, обнажившиеся во время скачки, я предположила, что и грудь, наверное, сложена не хуже. Но нумидийцу недоставало того счастливого смеха, которым смеялся Марцелл. Никто на земле не сравнится с Марцеллом. Я поморгала, чтобы отогнать душившие слезы, и Александр похлопал меня по плечу.

— Август не хочет, чтобы с ним что-нибудь случилось. Марцелл не увидит вблизи ни единой серьезной битвы. Вот только нам будет одиноко в школе, — прибавил он понимающим тоном.

— И в цирке. И в триклинии.

— По крайней мере, Юлия с тобой.

Она стала моим единственным утешением в те долгие месяцы до сатурналий, когда ничто не указывало на то, что солдаты вернутся в Рим. Мы бродили по праздничным рынкам в обществе Галлии и семи преторианцев, но это было совсем не то без жизнерадостной болтовни Марцелла, без его прекрасного лица.

— Когда он вернется, — проговорила Юлия, остановившись у широкого прилавка с париками, — я сделаюсь белокурой.

— Что? — усмехнулась я. — Словно какая-то блудница?

— Нет, словно Галлия! Смотри, ведь она красавица.

— Все потому, что у меня голубые глаза и бледная кожа, — пояснила та. — Ты — римлянка, тебе от природы положены черные волосы.

Девушка тут же капризно надула губы.

— Тогда как мне его удивить?

Я бросила взгляд в зеркало, висевшее над головой владельца лавки, и попыталась представить себя с золотыми локонами. Локонами, отрезанными у какой-нибудь пленной рабыни… В животе неприятно заныло. «Да ведь Марцелл не ко мне вернется, а к Юлии, — строго напомнила я себе. — Если вернется». Однако не удержалась от легкого злорадства: уж мне-то не нужен парик, чтобы удивить Марцелла. Театр уже начали возводить возле портика Октавии. Перебирая различные варианты, я предложила Витрувию сделать что-нибудь в духе Большого цирка: три яруса арок, облицованных белым травертином, а сверху — колонны коринфского типа. Наставник позволил мне нарисовать все мозаики, все важные фризы внутри… Бездумно взяв в руки какую-то статуэтку, я улыбнулась.

— Как? Ты уже думаешь поклоняться римским богам?

Я опустила глаза, увидела, что держу изваяние Марса, и быстро поставила его на место.

— Еще чего!

Юлия рассмеялась.

— Похож на Агриппу, правда?

Круглое мраморное лицо и коротко стриженные волосы, в самом деле придавали определенное сходство.

— Он удивительно предан твоему отцу, — заметила я. — За все время отсутствия ни разу не подвел его в Сенате.

— Агриппа жизнь отдаст за Августа. Его старший брат выбрал не ту сторону, сражаясь против Юлия Цезаря. Только вообрази, он сражался вместе с Катоном, а после его поражения угодил в плен. Мой папа вмешался и спас ему жизнь, так что Агриппа считает себя навеки в долгу, — пояснила Юлия. — Порой он заглядывает на нашу виллу, просто чтобы проведать меня и Друза. За нами присматривают преторианские стражники, однако он все равно приходит. — Девушка понизила голос. — Агриппа не предал меня даже после той ночи в цирке!

Я замерла.

— Какой еще ночи?

— Ну той, когда папа обыскивал спальню Марцелла, решив, что он — Красный Орел! Агриппа застал нас в съемной комнатке неподалеку от притона и даже ни словом отцу не обмолвился.

Что-то стеснило мне грудь, перекрыв дыхание.

— Значит, это с тобой он встречался, когда ускользал по ночам?

Юлия глупо хихикнула.