усмехнулась, бросая последний взгляд на мужа. Мне, пожалуй, уже просто наплевать, даже если в меня сейчас разрядят автоматную очередь…

— Давай.

Совершенно не пытаясь двигаться незаметно, поднялась на ноги, хватая Олю за руку. Твёрдым шагом направилась к выходу…

Снаружи ярко светило солнце, реально ослепляя своим невозможным светом после сумрака холла. В лицо ударил свежий порыв ветра…

Почему-то сейчас, глядя на обшарпанные уродливые здания, высокую стену с колючей проволокой, зелёную колышащуюся траву, далёкое голубое небо, я внезапно на несколько мгновений ощутила себя живой… По-настоящему живой, способной чувствовать колоссальную душевную боль… Но от этой боли не было жутко, от неё почему-то было спокойно и светло. Не существовало ни злости, ни обиды. Осталась тупая опустошённость и какая-то невероятная непривычная усталость…

*31*

— Следующей, наверное, буду я… Или ты… — безжизненный обречённый шёпот Оли, раздавшийся за спиной, вывел меня из прострации.

Я повернула голову, бросая на женщину сторонний взгляд — подавлена, испугана, но держится. Скорее всего, она права — нас осталось всего двое, и в другой раз охотники, возможно, придут уже за нами…

Однако сейчас я, пожалуй, не готова слушать чужие страхи и переживать по этому поводу, сочувствовать, подыскивать слова. Мне хочется остаться одной… Хочется что есть мочи кричать в бездонную пустоту, расцарапать горло, охрипнуть, сорвать связки, захлебнуться кровавой слюной и наконец осознать, что всё произошедшее можно пережить. Хочется бежать пока хватает сил, пусть даже по этому чёртовому замкнутому кругу, а после упасть в траву и, жадно хватая воздух, понять, что всё осталось позади, и можно наконец успокоиться. Хочется вцепиться Тёмке в лицо обломаными ногтями и навсегда оставить на его коже глубокие рваные шрамы в память о себе…

— Оль… Ты иди… — я поджала губы, опуская взгляд. — Там Лёха один, переживает небось…

Ольга схватила меня за руку, мгновенно теряя самообладание и с ужасом распахивая глаза.

— А ты? Ты что, Ин?!

Я в ответ лишь выдавила кривую усталую улыбку.

— Я чуть позже приду… Мне нужно кое-что проверить. Тем более, чего волноваться, если все охотники сейчас здесь? — я только сейчас осознала тот факт, что это действительно огромный плюс для нас. — Можно вообще не опасаться ничего какое-то время…

Оля хотела что-то возразить, но передумала. Вздохнула, проникновенно глядя мне в глаза, которые я старательно отводила.

— Ты только недолго, Инна, — она всхлипнула, и в её голосе непроизвольно проступили просящие интонации. — И будь, пожалуйста, осторожнее…

— Ты тоже, Оль, — я погладила её по плечу, почему-то не чувствуя ничего, кроме тупого желания избавиться побыстрее от её общества. — Я быстро, не переживай.

Я отвернулась и зашагала прямо по дороге, пересекая площадь, спиной ощущая тревожный Олин взгляд. Перед тем, как свернуть на улицу, ведущую к гаражам, и скрыться за строениями, я всё-таки оглянулась…

Оля, понурив голову и плечи, уходила в правый переулок…

Я глубоко вздохнула, ускоряя шаг и почти переходя на бег. Одна… Как давно мне не хватало этого восхитительного ощущения…

Говорят, привыкнуть можно ко всему. И сейчас неожиданно для себя я вынуждена была признать, что я тоже привыкла. Я почти смирилась со всей этой обстановкой, приспособилась жить здесь, неплохо выучила местность за прошедшие дни, знаю расположение основных камер, больше не боюсь при необходимости заходить в некоторые здания, научилась замечать мелочи, на которые раньше и внимания не обратила бы. И почему-то именно сейчас мне приятно осознавать всё это… Кажется, ещё немного, и та, прежняя жизнь, начнёт постепенно меркнуть в воспоминаниях…

Странно, но я не разревелась, оставшись одна. Не бросилась бежать, вопреки ожиданиям, не рвала на себе волосы, не сходила с ума. Слёзы текли, но больше по инерции, не принося ощутимого дискомфорта. Даже наоборот, они казались правильными и необходимыми.

И почему-то мне впервые не хотелось ничьего сочувствия… Нет, я не считала, что я его не заслужила. Заслужила больше, чем кто бы то ни было. Но сейчас сострадание и сочувствие в принципе казались лишними и неуместными человеческими качествами. Мне и без них вполне себе прекрасно.

Смешно, но я совершенно иррационально радовалась тому, что всё случилось именно так. По крайней мере, сейчас я точно знаю, что последняя сволочь в этой ситуации — именно Артём, и мне от этого эгоистично легче. Лишь бы у них там это не переросло во что-то большее… От этой мысли больно, да. Сердце начинает мгновенно кровоточить. Но пока ещё я могу контролировать это чувство…

Маршрут я выбирала интуитивно. Знала, что закончу его в районе ангаров, в которых может находиться Лида. Но ноги сами несли меня в знакомый двор за кислыми яблоками, потом сами выбирали самые узкие и труднопроходимые тропинки, сами завели меня в плотнозастроенный промышленный район, где над головой теснились магистрали из труб и проводов…

Я прошла несколько одинаковых узких улочек, расположенных параллельно друг другу, напрягая память и силясь вспомнить хоть какие-то ориентиры. Нет, я ни на что не надеялась и могла повернуть обратно в любой момент, но почему-то тянуло именно сюда…

Свернув в очередной проход, я наконец остановилась и счастливо улыбнулась — на солнечной стороне дороги, куда не доставала тень от покрытых мхом кирпичных построек, лежала, царственно развалившись, серая кошка. А перед ней, внося хаос в эту умиротворённую картину, резвились и кувыркались в пыли трое смешных неуклюжих котят…

Я вытерла слёзы грязным рукавом кофты, глубоко вздохнула, успокаиваясь.

Вот именно этого мне не хватало — компании, но не людской, страдающей, сочувствующей и эмоциональной, а как раз таках беззаботных непоседливых пушистых существ, способных задаром поделиться тёплой жизненной энергией…

— Кис-кис-кис… — я осторожно шагнула ближе, стараясь не спугнуть с достоинством прищурившуюся на меня кошку.

Как её там? Лариска вроде…

Однако ни сама кошка, ни озорные котята и не думали бояться. Шерстяные комки доверчиво бросились мне под ноги, дружно и громко мурлыкая обнюхали протянутые пальцы, требовательно мявкнули пару раз для приличия и потеряли ко мне всякий интнрес. А Лариска и вовсе только подняла мордочку, благосклонно позволяя почесать её за ухом.

Я плюхнулась на полусгнившее крыльцо хозпостройки рядом с ней. Облокотилась о стену, подставляя лицо солнцу и прикрывая глаза. Безжалостные лучи тут же обожгли воспалённые от солёных слёз веки…

Эта неожиданная щиплющая кожу боль оказалась даже приятной — на её фоне мерк внутренний дискомфорт, отбрасывая на задний план душевные терзания. Пусть лучше так — снаружи жжётся и болит, чем ноет изнутри…

Невольно подумала о Косте с Максимом — их же отпустят? Костику сто раз доставалось от охотников, в частности от