– Я не могу оставить Софью.

– Поверь, тебе надо идти. Не волнуйся, я позаботился о том, чтобы до тех пор, пока она не вернется домой, с ней рядом был близкий ей человек.

Тут дверь открылась и вошла женщина средних лет. Вид у нее был испуганный. Это была Марина. За швеей шла женщина в военной форме.

– О! – произнес Осип. – Вот и она.

Осип стоял, поэтому Марина рассмотрела его первым. Она уже видела его в отеле, и выражение ее лица стало еще более испуганным. Потом она увидела графа и бросилась к нему.

– Александр! Что произошло? Что мы здесь делаем? Мне ничего никто не говорит!

– Софья упала на служебной лестнице отеля. Сейчас она в операционной. Но врачи говорят, что все будет хорошо.

– Слава богу!

Граф повернулся к Осипу, чтобы представить его Марине, но тот его опередил.

– Товарищ Самарова, – сказал он с улыбкой. – Мы с вами незнакомы, но я друг Александра. Дело в том, что он должен вернуться в «Метрополь», но ему будет гораздо спокойнее, если вы побудете с девочкой до ее выздоровления. Верно?

Не спуская глаз с Марины, Осип положил руку на плечо Ростова.

– Марина, я понимаю, что прошу тебя об очень большой услуге, но… – произнес граф.

– Александр, я все поняла. Конечно, я с ней побуду.

– Отлично, – сказал Осип.

– Вы проследите, чтобы у товарища Самаровой было все, что ей необходимо? – спросил он, повернувшись к женщине в форме.

– Так точно!

– Пойдем, – сказал Осип графу и повел его к лестнице в конце коридора. Они спустились на один этаж, и Осип произнес: – Здесь я должен тебя покинуть. Помни, еще один этаж вниз, и ты выходишь через железную дверь. И о том, что ты видел меня здесь сегодня, никому не рассказывай.

– Осип, я даже не знаю, как я смогу тебе за все это отплатить.

– Александр, – произнес Осип с улыбкой. – Ты честно служил мне больше пятнадцати лет. Не откажи мне в удовольствии хоть раз быть тебе полезным.

И Осип исчез.

Ростов спустился еще на один этаж, вышел на улицу через железную дверь и оказался в переулке. Воздух был теплым. На другой стороне переулка стоял белый микроавтобус с надписью большими буквами на кузове: «Булочная «Красная звезда»». Прислонившись к дверце машины, стоял плохо выбритый молодой человек и курил. Увидев графа, он бросил папиросу и, не задавая никаких вопросов, открыл задние двери микроавтобуса.

– Спасибо, – сказал граф и забрался внутрь.

Двери захлопнулись, и граф ощутил запах только что испеченного хлеба. Он прочитал надпись на микроавтобусе, но думал, что она сделана для отвода глаз. Ростов потрогал лежавшие в лотках буханки хлеба и почувствовал, что они мягкие и еще теплые. Прошло не больше часа с тех пор, как их вынули из печи.

Дверь кабины хлопнула, и мотор заработал. Граф быстро сел на железную скамейку, идущую вдоль борта, потом выглянул в небольшое окошечко и увидел, как мимо проносятся вывески магазинов и фасады домов. Он узнал здание Английского клуба и понял, что они проезжают по Тверской, по которой он сотни раз проезжал или проходил.

В конце 1930-х Тверскую, которая вела к Красной площади, расширили, чтобы она могла вместить большое количество людей, участвовавших в демонстрациях и парадах. Часть старых домов передвинули, часть снесли и построили на их месте высокие десятиэтажные здания. Из-за всех этих изменений на Тверской графу было трудно определить, по какой части улицы они проезжали. Он перестал искать глазами знакомые здания и просто смотрел, как за окном пролетали фонари и фасады.

* * *

Граф вошел в свою комнату в отеле «Метрополь» и увидел валявшийся на полу том Монтеня. Он поднял книгу и сел на кровать Софьи. И впервые за эту ночь расплакался. Но его слезы не были слезами грусти. Это были слезы самого счастливого человека в России.

Через несколько минут Ростов успокоился. Все еще держа в руках томик Монтеня, он встал с кровати, чтобы поставить его на полку, и увидел, что на письменном столе находится небольшой чемодан из черной кожи. На чемодане лежала записка, написанная незнакомым почерком.

Граф открыл чемоданчик и увидел внутри переносной компактный проигрыватель и в отдельном кармане несколько пластинок в коричневых конвертах. Самой верхней в стопке пластинок оказалась запись Первого концерта для фортепиано с оркестром Чайковского в исполнении пианиста Владимира Горовица. Запись концерта была сделала в Карнеги-холле в Нью-Йорке.

В 1921 году граф был на концерте Горовица в Москве. Через четыре года после этого пианист уехал в Берлин и больше не вернулся в Россию.

В отдельном карманчике внутри чемодана лежал электрический шнур. Ростов вынул шнур, один конец подключил к проигрывателю, а второй вставил в розетку. Потом вынул из конверта пластинку, поставил ее, включил проигрыватель и сел на кровать.

Он услышал звуки голосов и покашливания публики, занимавшей свои места перед началом концерта. Затем, когда пианист вышел на сцену, раздались громкие аплодисменты.

Граф затаил дыхание.

Заиграли трубы, потом струнные, а потом пианист – соотечественник графа – заиграл для американской публики музыку, навевавшую мысль о том, как стая волков цепью идет сквозь березовую рощу, как колышется зыбкое пламя свечи, как батареи на флешах Раевского дают залп картечью в самую гущу французского каре на Бородинском поле.

Двадцать третьего июня в четыре часа дня Андрей Дюрас возвращался на автобусе в свою квартиру на Арбате. В тот день у него был выходной, и он навещал Софью в Первой градской больнице.

На следующий день во время планерки триумвирата он сообщит графу и Эмилю, что девочка чувствует себя хорошо. Он расскажет, что она лежит в просторной одноместной палате и за состоянием ее здоровья следят доктора и медсестры. Эмилю будет приятно услышать, что Софье понравились печенья, которые он ей передал, и что она обещает сообщить ему, когда печенья закончатся, чтобы он прислал ей новую партию. Андрей передал Софье сборник приключенческих рассказов, которые так нравились его сыну.

На остановке у Смоленской площади Андрей уступил место старой женщине. Он все равно выходил через пару остановок на небольшом рынке, чтобы купить огурцов и картошки. Эмиль дал ему двести граммов фарша, и Андрей хотел сделать котлеты.

Андрей с женой жили в четырехэтажном здании в центре Арбата. У них была самая маленькая квартирка из шестнадцати квартир в этом доме, но отдельная, а не коммунальная. По крайней мере, до сих пор у них была отдельная квартира.