Не колеблясь ни секунды, она встала на колени и исчезла под огромными ветвями, нависавшими над самым снегом. У Флетча от изумления отвисла челюсть.

– Бога ради, Поппи, сейчас же вылезай оттуда! – закричал он, наклоняясь к дереву.

Ответа не последовало.

В голове Флетча закрутились страшные мысли: кролики – отличная еда для медведей, и один из косолапых, вполне возможно, устроил себе здесь берлогу… Надо спасать Поппи!

Герцог рухнул на колени и пополз под дерево так быстро, что уже через несколько мгновений наткнулся на жену.

К его удивлению, она сидела на земле, обхватив руками колени, как на кровати в собственной спальне.

– Флетч! – обрадовалась она, словно он наконец-то согласился вместе с ней выпить чаю.

– Какого черта тебя сюда понесло? – проворчал герцог, отставляя в сторону свой фонарь. Тот мигнул и погас. Теперь их освещал только фонарь Поппи.

– Посмотри вокруг, – предложила она. – Мы как будто в маленькой комнатке. Не спеши, подожди, пока глаза привыкнут к темноте.

– Надеюсь, медведей тут нет?

– Ни медведей, ни кроликов, – улыбнулась Поппи. – Зато у нас теперь есть маленький домик.

Через минуту Флетч понял, что она имела в виду: нижние ветви пихты задерживали снег, который собирался вокруг дерева, образуя небольшой вал, похожий на стены, крышей стали сами ветви, пол же оказался устлан мягким ковром из прошлогодних иголок. Снежные стены пропускали свет, и в «домике», не считая небольшого освещенного пространства вокруг фонаря, царила жемчужно-серая мгла.

– Очень мило! – пробормотал герцог. – Пойдем-ка отсюда, Поппи, ты, должно быть, уже вся промокла.

– Мне совсем не холодно, – ответила Поппи.

Прижавшись спиной к стволу пихты, она со спокойной улыбкой смотрела на мужа из-под красной вязаной шапочки, выданной дворецким Как отличалась эта шапочка от элегантных шляпок, которыми в прежней жизни Поппи обожала украшать свои высокие затейливые прически! В ней она походила на маленькую девочку.

Впрочем, не такую уж маленькую – слишком чувственной была линия ее рта, слишком красноречивый взгляд Поппи устремила на Флетча… На ее лице не осталось следов бурной прошлой ночи, но ему было достаточно увидеть налитые, словно спелые вишни, тубы жены, как та ночь вспомнилась во всех деталях.

Скользнув языком по губам, Поппи, как тогда, в спальне, выпятила нижнюю губку, и в ту же секунду Флетч почувствовал, что готов к продолжению.

Он подполз ближе.

– Поппи, ты действительно хочешь, чтобы мы здесь…

– Да. Кстати, теперь твоя очередь.

– Послушай, ты можешь простудиться и умереть. Здесь неподходящее место!

– Что ты, здесь тепло! Это наш снежный дом. Я читала о таких в журнале «Джентлменз мэгэзин»: когда капитан Сибил и его команда отправились в горы в Перу, они рыли себе в снегу убежища, которые, по словам этих смельчаков, оказались довольно теплыми.

– А мне холодно, – пожаловался Флетч. – У меня промокли брюки на коленях и замерзли ноги. – Он прополз еще немного вперед и остановился, когда его губы оказались совсем рядом с губами жены. – Я хочу в нормальную постель… – пробормотал он.

Но Поппи протянула к нему свою маленькую ручку в красной вязаной перчатке, и в следующее мгновение он уже лежал навзничь на мягких пихтовых иголках. Поппи легла сверху и принялась его целовать, правда, довольно неумело, так что их зубы стучали друг о друга.

Но на взгляд Флетча, все несуразности искупались ее энтузиазмом. Даже сквозь теплую одежду герцог ощущал восхитительные формы Поппи. Он засунул обе руки ей под пальто, стал растирать пальцами ее тело (чтобы согреть, разумеется) и вдруг понял, что ее манера целоваться нравится ему все больше и больше.

Поппи покрывала поцелуями лицо Флетча, жадно вдыхая его запах, лаская языком брови и ресницы, а когда он пытался что-то сказать, устремлялась к его губам и поцелуем заставляла замолчать. Потом она начала расстегивать его одежду. Он было запротестовал, но воздух в снежном убежище и впрямь потеплел, и герцог решил покориться воле жены. Поппи стала целовать его обнажившуюся грудь, бормоча что-то о его очереди.

Флетча бросило в жар.

– Дорогая, – проговорил он, хватая ртом воздух, – не лучше ли нам…

Он осекся, потому что она принялась играть: брала немного снега, ждала, пока он подтает, роняла Флетчу на грудь и тут же согревала ее губами, сопровождая свои маленькие эксперименты целым потоком комментариев.

Такие любовные игры были внове для герцога – раньше он всегда предпочитал сам доставлять удовольствие партнерше…

Сейчас же сладостная нега игры превратила его в безвольную игрушку в руках любопытной экспериментаторши, заставила подчиниться власти ее любящих губ. Он только хрипло постанывал, а Поппи играла с ним, подзадоривала, ласкала своим проворным язычком и довела почти до финального блаженства.

Изнемогавший от страсти Флетч, не говоря ни слова, схватил жену, задрал платье и несколько мгновений держал ее, обнаженную, протестующую, в дюйме от себя, с наслаждением ощущая, как его обволакивает ее влажное тепло.

Поппи замолчала. Он прижал ее к себе, завернул в полу своей шубы. Сверху на его лицо сыпалась снежная пыль, похожая на сахарную пудру. Она растаяла, когда Флетч, раздвинув сбившуюся одежду, нашел путь к своей обители счастья – к Поппи.

Он прижимал жену к себе все сильнее и сильнее, пока не почувствовал, что они – одно целое.

Его тело изогнулось дугой, и Поппи вскрикнула. Он сделал это еще раз, и еще, и ночная тишина огласилась целой чередой страстных вскриков.

Поппи отодвинулась и села, задев головой ветки, – сверху посыпался снег, который моментально растаял, едва коснувшись их разгоряченных тел.

Подчиняясь властному зову плоти, герцогиня стала двигаться, и ритм ее движений сводил с ума – он был то ли слишком медленный, то ли слишком быстрый, Флетч не мог понять, потому что уже потерял способность различать такие детали. Он ощущал только растущую внутри упругую силу, дававшую огромное, почти болезненное наслаждение. Поппи то ускользала, то возвращалась обратно, и тогда ему хотелось одного – схватить ее, обладать ею, раствориться в ней.

Наконец он не мог больше терпеть – издав страшный вопль, обхватил ее бедра и выгнулся дугой, устремляясь в ее лоно, потом еще и еще раз, со всем неистовством и силой, на какие был способен.

Поппи тяжело дышала и вскрикивала. Он чувствовал нараставшее в ней напряжение так, словно они были одним существом.

Разразившаяся затем буря накрыла их одновременно, подарив безграничный восторг и неземное блаженство.

Когда Вильерс проснулся, комнату освещала только одна свеча. В кресле возле кровати спала Шарлотта. Немного полюбовавшись спящей девушкой, Вильерс продолжил осмотр. Он увидел Даутри, который тоже спал в кресле, неловко прислонив голову к стене.