– День добрый, – поздоровался Виньерон по-русски, не сводя с пленника изучающего взгляда.

Тот ничего не ответил, но от моего взора не укрылось еле заметное подергивание век и мгновенная дрожь, охватившая кончики пальцев. Дипломированный специалист внутри меня буквально возопил: осторожно! А ведь товарищ-то на взводе! И еле сдерживается, судя по напряженным мышцам. Пытается выглядеть расслабленным, и неплохо, между прочим, это у него получается, однако нас не проведешь. Меня в свое время учили определять эмоциональное состояние Тау по мельчайшим проявлениям физиологических реакций, а эта задачка посложнее будет, чем «прокачка» на нервозность своего брата хомо.

Надо отдать шефу должное – в обстановке он разобрался буквально сразу же и поспешил сменить тактику: обезоруживающе улыбнулся и протянул пленнику руку.

– Виньерон Петр Михайлович, – отрекомендовался он, как и мне когда-то. – Прошу любить и жаловать. Смелее, коллега, я не кусаюсь.

Теперь уже изучающе прищурился пациент, но Пьер взгляда не отвел. Наконец пленник пожал протянутую ладонь:

– Тарасов Александр.

Голос твердый, хорошо поставленный, что невольно наводило на мысль о военном прошлом Пьерова собеседника. Хотя какое там «наводило»! Как божий день ясно. По совокупности признаков, так сказать. С волнением практически справился, наверняка понял, что прямо сейчас убивать его никто не будет. Он, собственно, и раньше к такому выводу пришел, готов голову дать на отсечение, просто наше появление его слегка из колеи выбило. Ладно хоть в драку не лезет.

– Я вас, кажется, где-то видел, – немного неуверенно продолжил между тем пациент.

– Было дело, – не стал отпираться Пьер, машинально дотронувшись до успешно восстановленного носа. – Вчера днем, когда мы вас извлекли из медицинской капсулы повышенной защиты. Кстати, не просветите нас, что вы там делали?

– Где? – почти натурально удивился Тарасов.

Вот жук! Ведь прекрасно все помнит! Прикинулся шлангом, и хоть трава не расти. Кстати, не самая плохая линия поведения в его положении. Очнулся неизвестно где, помятый, небритый, с головной болью – это уж к гадалке не ходи, такой побочный эффект в девяноста процентах случаев после выхода из искусственной комы наблюдается, – а тут какие-то мутные типы заявляются и начинают разговоры разговаривать. Вполне естественная реакция – все отрицать. Даже с полицией и прочими врагами человечества прокатывает. Периодически.

– В капсуле, – терпеливо повторил Пьер. – Вы находились в поместье некоего господина, широко известного в узких кругах преступного мира одной интересной планеты. Лежали в индивидуальной капсуле, в состоянии искусственной комы. Мы вас из него вывели. И вы в благодарность за это попытались нас избить и сбежать.

– Не помню, – вздохнул Тарасов, но при этом – вот ей-богу! – на губах его промелькнула ехидная усмешка. – Честно говоря, не ожидал от себя. Но раз вы так утверждаете… Примите мои искренние извинения.

Да он же реально издевается! Я непроизвольно сжал кулаки, едва сдержав порыв хорошенько врезать пленнику по ребрам, и медленно выдохнул – только приступа мне сейчас и не хватало. Шеф не поймет. Так что придется терпеть. Впрочем, Виньерон на явную издевку не повелся:

– Пустое!.. Между прочим, мы вас вызволили из лап триады, которая вас наверняка подвергала жутким мучениям. С какой целью – это уже другой вопрос. Я уважаю ваше право хранить тайну, но вправе ожидать благодарности за спасение вашей жизни. Которая, как и любая другая, бесценна.

– Думаете? – хмыкнул Тарасов. – А я вот уже в этом не уверен…

– Зачем же так сразу? – Пьер закатил глаза, что-то припоминая. – Как там в древней песне поется? А не спешите нас хоронить, есть у нас еще здесь дела…

Тарасов ощутимо напрягся.

– А дальше еще интересней, – продолжил шеф, – сейчас… вспомню. Вот: у нас дома детей мал мала, да и просто хотелось пожить…

Кстати, знакомый стих. Если не ошибаюсь, что-то из школьного курса, неоклассика двадцатого века. Какой-то рокер времен распада Советского Союза. Точно, некий Шахрин.

– Чего вы от меня хотите? – насупился пленник.

Или все-таки не пленник?

– Ничего сверхъестественного, – пожал плечами Пьер. – Расскажите о себе хоть немного, чтобы мы знали, что с вами делать.

– Например, в шлюз выбросить. Без скафандра.

– Да бросьте, Александр! Чего вы боитесь? Лично мне вы интересны только тем, где мы вас обнаружили. Любопытство, знаете ли, мой главный порок. Ну и поговорить люблю.

– А мне, напротив, всегда казалось, что молчание – золото.

– Полноте, – ухмыльнулся шеф и вдруг заливисто расхохотался. Отсмеявшись, пояснил: – Я, кажется, понял, в чем проблема. Вы думаете, что можете оказаться нежелательным свидетелем? Учитывая, что вы прекрасно осознаете, о каком таком господине шла речь чуть ранее. Смею вас заверить, я вас в этой роли не рассматриваю. Абсолютно.

А зря. Если мы его отпустим, он наверняка сумеет сложить два и два, как только доберется до ближайшего компьютерного терминала и посмотрит новости. И тогда все труды Джейми, а также чудовищная по своей сути зачистка поместья пойдут насмарку. Триаде, в отличие от суда, доказательная база не нужна, свидетеля более чем достаточно. Да что там свидетеля, даже малейшего подозрения с лихвой хватит, чтобы нас пустить в расход. Такие убийства не прощают. Тут одно из двух: Пьер или бессовестно врет, или имеет на Тарасова какие-то виды. Видимо, пленник пришел к аналогичным выводам, потому что немного нервно усмехнулся и выдал:

– Эх, лукавите, любезнейший Петр Михайлович!

Молодец мужик! Не знаю, специально его учили или неосознанно он действовал, но выход нашел верный – подстроился под манеру общения собеседника. Не показывает, что боится, но и не борзеет. Не жертва, но и не агрессор. Равный.

– Ваша взяла, Александр! – усмехнулся Пьер. – Каюсь, чуть приукрасил действительность. Но вы, гляжу, уже достаточно окрепли, так что с вами можно говорить начистоту. Скажем так. Вы в данный момент мой… э-э-э… пленник.

– То есть я должен рассматривать наше… э-э-э… общение как допрос?

Виньерон в ответ развел руками, мол, что делать, жизнь такая.

– И чем вы лучше тех азиатов?

Риторический вопрос. И где-то даже философский. Интересно, как Пьер выкрутится?

– Да хотя бы тем, что я не собираюсь причинять вам физического вреда. Об умерщвлении тем более речь не идет. Вам, Александр, всего лишь придется поступиться толикой свободы.

– Всего-то? – усмехнулся Тарасов. – Из одной клетки в другую. Веселенькая перспектива. У азиатов я хотя бы в отключке был и не видел их гнусных рож. У вас, я так понимаю, подобной привилегии я буду лишен?

– Ну если вы настаиваете… – задумчиво протянул Пьер. – Думаю, доктор Шульц сумеет вам устроить кому. Да что доктор, вон Паша уже давно порывается вам сотрясение мозга организовать. Но надо ли оно вам, вот в чем вопрос.