- Хмм, осталось, - епископ усмехнулся, - огромная земля ещё осталась, а единства как не было, так и нет. Надолго ли?

- Да, отче, нужна крепкая единая власть. Нужен архонт, умеющий править.

- Это ты правильно заметил. Нынешние князьки не умеют. На Руси сейчас больше полторы сотни городов. Горожанам более не нужны слабые князья. Только мы способны указать на того, кого признают властителем. И если это будет пришлый архонт, нам только станет лучше.

Священники одновременно посмотрели на дверь, прислушались, и Иннокентий, подскочив к ней, резко открыл её на пару вершков, так, что лучи света осветили коридор узкой полосой. Где-то вдалеке, под сводами, еле-еле были слышны приглушённые шаги. Криво усмехнувшись и прикрыв за собой дверь, священник вернулся к епископу.

- Русь уже потеряла половину торговых путей, путь в Царьград под контролем схизматиков, с нами более не считаются! - Раздражённо продолжал Настоятель, посмотрел на карту, где возле Ильмень-озера была нарисована башня, с флажком, - Новгород ещё пыжится. Глупцы! Ганзейский союз потихоньку прибирает к рукам всю торговлю, немцы после захвата Балтии обязательно двинутся туда, и мы будем заперты как в скорлупе ореха. Волоки, приносящие основную долю доходов, перестанут быть нужны и без того, скудный поток серебра превратиться в пыль. Если ситуацию не начать исправлять сейчас, следующее столетие станет последним.

Епископ отпил травяного чая, прокашлялся. Иннокентий смиренно ждал продолжения.

- Проклятые латиняне задушат нас не мечом и огнём, они скупят князей с их землями по отдельности, обратят в свою веру, Галицко-Волынское княжество практически уже потеряно для нас. - Епископ махнул рукой рядом с картой, как будто смёл юго-западные земли. - Если друзья с востока не поторопятся, мы будем следующие. После того, как 'друзья' перебьют всех строптивых князей, Русь подобно болоту засосёт их, обратит в Православие, и вскоре они сами не поймут, как окажутся под нашей властью. Многие годы пройдут, мы этого уже не увидим, но так будет. - Епископ перекрестился и уставился на икону, привезённую более ста лет назад из далёкого Константинополя.

Православная церковь задумала объединить Русь и противопоставить католическому Риму с помощью вассалитета монгольским ордам. Политика, направленная не на одно десятилетие, отбросит развитие государства назад, сократит его границы, потеряет половину населения. И некогда страна, с которой считались все королевства Западной Европы, трепеща от многотысячных полков Русского воинства, перестанет играть существенную роль на политической арене мира. Мировая политика подобна игре в шахматы, в которой жертвуют пешку, иногда фигуру, желая добиться выгодного положения. Русь вступила в стадию гамбита, ожидалась упорная борьба, которая всё же принесёт результаты. Будь на Руси другой гроссмейстер, как знать, может быть, сегодня, сидя у телеэкранов, мы бы смотрели новости о сборе урожая в губернии Франция.

* * *

К осени, отряд Васьки Щуки насчитывал уже сто тридцать человек. Неурожай, а с ним и падение объёмов производства выставило на вольные хлеба кучу здоровых мужиков. Снова на Смоленской земле замаячила 'костлявая с косой', на одно посеянное зерно выходило всего два собранных. Урожая сам-третей не было уже второй год подряд. Среднестатистический смолянин поедал в год двести сорок фунтов хлеба, но сейчас был рад и половинной доли. В лавке Евстафия разросшейся втрое (за счёт второго этажа и выкупленной соседней) тот, кто записывался в отряд Щуки, получал на руки сто восемьдесят фунтов ржаной муки, пять фунтов соли и два пуда ячменя. Все продукты, естественно, уходили семьям призывников, так как на военных сборах кормили бесплатно. В лавке рекрутов измеряли, записывали поимённо и отпускали, сообщив дату, когда будет сбор. Заметив, насколько это выгодно, за отцами и старшими братьями потянулись и отроки. Не много, не более двух десятков, но и им нашлось применение. Из подрастающего поколения сформировали дозорное подразделение, в чей штат входило несколько лошадей. Среди ополченцев постепенно формировались лидеры, и одним из них стал Егорка. Он настолько наловчился обращаться с новым оружием, что поначалу ему доверяли малое, а потом и вовсе поставили руководить некоторыми занятиями. Его десяток тренировался с южной стороны города у ручья, где с незапамятных времён корчевали деревья, освобождая землю для пахоты.

- Как ты самострел держишь, - делал замечание Егорка, - штуку эту к плечу прислонить надо, а не под мышку совать.

- Молоко на губах не обсохло, старших учить, может мне так сподручней. - Отвечал неуклюжий мужичок, полжизни проведший на смолокурне, а теперь постигающий азы военного ремесла.

Поначалу Егорка стеснялся, некоторые новобранцы были в два раза старше, но как-то потихоньку разница в возрасте стиралась, и где шутками, а где и грозным окриком дело по обучению двигалось вперёд. Три дня в неделю возле города проходили тренировки, основным правилом в отряде было - держать язык за зубами. Вместе собирались только один раз, когда получали кирзовые сапоги, шапочки, да порты с рубахами, и то возле причала на Подоле. Васька Щука выдал каждому по мешку с лямками и наказал слушаться десятников, мол, те знают куда идти. Группы по пятнадцать человек, а кое-где и десятка не насчитывалось, уходили в сторону леса, ставили мишени и учились стрелять. Освоившись с арбалетом, объединялись в более крупные подразделения и учились быстрому перемещению по лесу, строго по команде. Нельзя сказать, что всё шло гладко. Были и огрехи и дезертирства и просто паника. Одним из упражнений было заставить горожан залазить в окоп, высотою в пол человеческого роста и ждать, пока поскачут всадники. Делалось это для того, чтобы люди не боялись несущихся на них лошадей. Из узкой ямы сразу вылезти невозможно, вот и оставались в ней, дабы под копыта не угодить. Зато, когда человек стоял на земле, психологическое давление снижалось в разы, лошадки казались в два раза меньше ростом, и боязнь исчезала.

- Главное - не испытывать страха! Лошадь такой же враг, как и кочевник, сидящий на ней. Не можешь попасть по поганому - бей его лошадь. - Наставляли ополчение командиры.

Курс молодого бойца хоть и был сжат до невозможного минимума, но всё же принёс результаты. Горожане научились исполнять команды и кое-как обращаться с оружием. Доспехи вообще произвели на них неизгладимое впечатление. На ватник одевалась кольчуга или кираса, на голову шапка ушанка, поверх каска. Обилие железа на теле придавало уверенности. Со стороны - грозное воинство, но оно ничто без одного важного для армии аспекта. Любого воина могут ранить в бою, и если каждый знает, что ему окажут помощь, то боевой дух такого подразделения на несколько порядков выше обычного. Хотя в экипировку бойца и входило по два бинта, я озаботился нечто большим, создав передвижной госпиталь. В городе жило два знахаря-травника, готовых оказать поддержку, но более чем сто шагов они уже сделать не могли - возраст. Оставались ученики аптекаря. Мойша отпустил Ишаю только после того, как получил зубные скобы для дочки своей сестры. Опередив Пьера Фошара в его изобретении на триста лет. Барух Бен Лейб был готов заплатить любое количество гривен, лишь бы исправить кривые зубы своей дочери. Удалить ошибку природы было проще простого, но кто тогда возьмёт замуж беззубую женщину? Евстафий два дня уговаривал аптекаря и в итоге приехал в крепость, сообщив, что Мойшу волнует только одно - красота племянницы. Когда дело было сделано, неделя ушла на то, чтобы втолковать будущему хирургу назначение тюбиков и микстур. В военно-морском госпитале Севастополя даже составили краткий справочник для лечения колото-резанных ран при минимальном наборе инструментов и лекарств. Вместе с Ишаей обучение проходил и хазарин, почерпнувший для себя много нового. На манекене отрабатывали наложение швов и постановку шин. Было понятно, что сложные ранения приведут к гибели, но минимизировать потери, имея хоть какую-нибудь возможность, было необходимо.