«Эх, дороги» дети со слезами на глазах пели вместе со взрослыми. Выйдя из школы, Новиков задался вопросом, почему дети плакали, когда пели: ведь это солдатская песня. И осознал, что детям хорошо знакомы дороги войны, и могилы отцов, и бомбоубежища, и все те ужасы, которых дети не должны знать, и что это не только солдатская песня [Бирюков 1988: 274–275].

Восприятие взрослых в условиях тыла

Взрослые, которые работали в тылу на заводах, в колхозах, в различных учреждениях, также соприкасались с искусством, хотя бы в минимальной степени. Специально для рабочих на крупных предприятиях устраивали концерты либо в актовом зале, либо во время перерыва непосредственно в цеху. В зависимости от города у людей имелась возможность посещать театры и кино по билетам. Можно было ходить на представления концертных бригад, которые разъезжали по всему Советскому Союзу. Часто выручка от таких концертов передавалась в Фонд обороны, что служило не только моральным, но и материальным вкладом в общую борьбу с врагом. Шефские концерты проходили также на шахтах и в колхозах, особенно в период уборки урожая или во время восстановления горнодобывающей промышленности в освобожденных после оккупации районах.

Бойцы «трудового фронта» работали не только на заводах. Когда началась война, Тане было 16 лет (Татьяна Алексеевна Анисимова, интервью, 28.02.1991. Аудиозапись в собственности автора). Она устроилась на работу в издательство «Молодая гвардия», где печаталась газета «Правда». Ее отправили на «трудовой фронт» – несмотря на несовершеннолетний возраст, так как другие работницы имели на своем иждивении детей. Сначала Таня рыла траншеи под Москвой, затем ее перевели на рубку деревьев и заготовку дров и стройматериалов. Ее работа на лесоповале началась в 1942 году и продолжалась даже после окончания войны – еще несколько месяцев. 25 девушек жили в трех землянках в лесу под Волоколамском и поездом приезжали в Москву на два дня в месяц, чтобы отдохнуть и повидаться с родными. Таня подчеркивает, что работать было очень тяжело, несмотря на молодость и здоровье. Днем валили лес, распиливали деревья на дрова и укладывали в штабеля, выполняя дневную норму. Ночью их будили, когда прибывали вагоны под погрузку. Работа была тяжелой, но питались хорошо. «Правда» присылала продукты, иногда и пиво. Перевыполнив норму, девушки получали дополнительно хлеб, шоколад и даже водку. Водку можно было в ближайшей деревне или в аэропорту продать мужчинам или обменять. В отличие от заводов на лесоповал концертные бригады никогда не приезжали. Газеты там получали, но фильмов не смотрели и даже радио не слушали. У бригадира было радио, но постоянного доступа к нему девушки не имели. Вместо этого они сами себя развлекали. Таня рассказала:

Моя подруга Шура очень хорошо пела и умела играть на гитаре. Я купила гитару незадолго до войны, но выучиться не успела, так что Шура играла. Там у нас была маленькая площадка, и вот мы вернемся из леса, умоемся, поедим, немного отдохнем, и силы к нам вернутся. Тогда идем танцевать. Еще одна девушка играла на гармошке, и мы танцевали. Танго, вальс и фокстрот, друг с другом. Молоды были, хотелось веселья. Мы все были девушки, просто с ума сходили.

Дрова отвозили на станцию на грузовиках, зимой – на санях и часто в дороге пели. Некоторые девушки знали частушки, но главной запевалой была Шура. Иногда пели во время погрузки дров в товарные вагоны. Хоть на фронте эти девушки не бывали, тяготы войны их не миновали, и с опасностью они сталкивались не раз. За три года работы Таня лишилась четырех подруг – их убило минами, разорвавшимися в лесу. Валка деревьев тоже была связана с риском. А зимой или в дождь девушки возвращались с работы промокшие, в мокрой обуви и редко успевали просушить все до начала погрузки свежезаготовленных дров. Тем не менее, по словам Тани, несмотря на крайнюю усталость, люди старались сохранять дружелюбие, никогда не жаловались. В Москве Танина мама, квалифицированная швея, продолжала работать по специальности: шила военную форму и камуфляж. В отличие от дочери она, вероятно, часто слушала радио. Младшая сестра Тани, совсем юная, тоже работала – на заводе. Двоюродная сестра Тани служила в подразделении ПВО под Ленинградом. Она не может вспомнить, когда и при каких обстоятельствах слышала музыку.

Труженики тыла не только смотрели выступления профессиональных артистов – они участвовали в художественной самодеятельности. В 1944 году несколько колхозов направили на смотры и концерты свои женские хоры, которые исполняли народные песни и танцы. В Воронеже, например, в 1942 году лучшие участники колхозного хора образовали хор русской народной песни [Соболева 1978:58]. В городах на заводах также отбирались солисты, создавались коллективы, которые участвовали в смотрах. Эти смотры включали различные жанры: песни народные, военные, оригинальный жанр; в них участвовали исполнители разных возрастов. Имеются статистические данные, что более 25 000 человек по всей стране было вовлечено в это конкурсное движение, которое завершилось летом 1944 года финалом и концертом в Москве («Литература и искусство» от 04.03.1944).

Вероятно, участники этих смотров не только соревновались между собой, но в перерывах между конкурсами пели просто для души и давали концерты для местного населения. Таким образом, в тылу перед людьми открывались большие возможности при желании пополнить ряды зрителей или самодеятельных артистов. Являясь пассивными зрителями или активными участниками художественной самодеятельности, люди могли благодаря искусству в какой-то мере снять нервное напряжение и отдохнуть, особенно в конце войны. Театры открылись на новом месте практически сразу после эвакуации, и в них шли спектакли – гастрольные коллективы за время войны побывали почти во всех больших и малых городах. По радио постоянно транслировали не только новости, но и музыку всех жанров. По мере продвижения войны на запад возобновились театральные сезоны, и даже в осажденном Ленинграде спектакли и концерты проходили регулярно при полных залах. Конечно, кто-то, как Таня, жил вдали от подобных мероприятий, для кого-то, как в семье Виктора, препятствием становилась цена на билеты, но все же музыка была широко доступна для населения в тылу.

Есть некоторые доказательства, что музыка являлась частью жизни даже тех людей, которые попали в германский плен либо были угнаны на работу в Германию. Поэт Долматовский вспоминал, как в начале 1945 года во время поездки по Восточной Пруссии вместе с 1-й Гвардейской танковой армией вдруг из-под земли донеслась песня «Москва майская»: прекрасные певучие голоса, а поющих не видно. Оказалось, что гитлеровцы поместили угнанных из России, Украины и Белоруссии девушек в подземные бункеры и хотели взорвать их.