Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через час
Капитан Кел Залтов, вместо того, чтобы сидеть на месте, расхаживал вокруг длинного стола. Несмотря на то, что включенный на полную мощность кондиционер извергал потоки холодного воздуха, в подмышках его рубахи расплылись большие пятна пота.
— Но я так и не понял, почему мы должны потакать прихотям какого-то неонациста из Вены, будь он даже полицейским, — почти жалобно воскликнул он. — Мы ничего не должны этим бошам, тем более что они же сами написали, что против этого гоя Рейлли у них ничего определенного нет. Кроме того, он протеже улицы Царя Соломона[70], — добавил он, чуть подумав.
Его собеседник выглядел так, будто только что сошел со страниц «GQ» или «Эсквайра». Одет он был в явно скроенный по фигуре темный костюм, на белой сорочке не было ни морщинки, а ботинки сверкали, как у солдата, приготовившегося к параду. Он сидел за столом, положив на него совершенно неподвижные руки со сплетенными пальцами.
— Я представляю здесь не наших друзей с улицы Соломона, — спокойно ответил он, — а куда более высокую власть.
Залтов нахмурился.
— Я полицейский, а не дипломат или тем более не политик.
Последнее слово он буквально сплюнул, будто какую-то случайно попавшую на язык гадость. Тут, подумал мужчина в костюме, они полностью сходились во мнениях.
Полицейский, хозяин кабинета, славился своим недоверием, а вернее, самой настоящей ненавистью ко всему, связанному с Германией или Россией. За десять лет, в 1935–1945 годах, оба основных участника Второй мировой войны порознь истребили бо́льшую часть его родни: сначала в ходе сталинских чисток, а потом — нацистских погромов. Можно было, конечно, удивляться тому, что человек мог так негодовать по поводу убийств людей, пусть даже родственников, которых никогда в жизни не видел. Но евреям восточноевропейского происхождения было свойственно хранить подобные чувства на протяжении даже не жизни поколения, а веками, если не тысячелетиями. Возможно, Залтов так же негодовал из-за того, что римляне в 70 году нашей эры разрушили Иерусалимский храм.
— Я ведь объяснил вам позицию правительства, хотя в этом не было никакой необходимости, — сказал человек в костюме. Его голос чуть заметно зазвенел, что недвусмысленно показывало его недовольство. — Неужели мне придется повторять это заново?
Залтов сел и тут же снова встал.
— Почему я должен считаться с мнениями всяких жополизов из Министерства иностранных дел?
— Как хотите. Но от этого, между прочим, зависит то, как именно вы в будущем году выйдете на пенсию. Ваша служба, в конце концов, заключается в том, чтобы соблюдать интересы израильского правительства, в том числе и этих самых жополизов.
Полицейский снова сел, но на сей раз остался на месте.
— Ладно, объясните еще разок. Возможно, до меня все же дойдет.
Человек в костюме медленно кивнул, признавая справедливость слов своего визави.
— Хорошо. Инспектор Раух хочет арестовать человека по имени Лэнгфорд Рейлли, американца. Он считает, что мистер Рейлли может что-то знать об одной или даже нескольких перестрелках, случившихся в Вене…
— Как будто их дела нас как-то касаются, — ехидно вставил Залтов.
Человек в костюме выразительно повел бровью, и полицейский снова умолк.
— Как нам сообщили наши друзья с улицы Царя Соломона, мистера Рейлли сопровождает один из их бывших работников Джейкоб Аннулевиц, следовательно, пока что американец сотрудничает с ними. Оба они — и мистер Рейлли, и Аннулевиц — проявляют весьма серьезный интерес к человеку по имени Цвелк.
Полицейский поднялся и вновь принялся расхаживать по комнате.
— Судя по досье, патриот.
— Может быть, и патриот. Кроме того, руководитель вооруженной группировки, вернее даже, частной армии, базирующейся совсем рядом со стеной, которая ограждает сектор Газа.
— По-моему, самое подходящее место для армии.
— Правительство не слишком радуется существованию не подконтрольных ему вооруженных отрядов, особенно в таком беспокойном районе.
Полицейский фыркнул.
— Вы имеете в виду людей, которые не боятся столкновений с фанатиками, убивающими женщин и детей, которые не наложат в штаны от страха, что ООН скажет о них какую-нибудь очередную гадость? Если этот парень настолько опасен, то почему его не одернут?
— Вы же представляете себе политическую ситуацию, понимаете, насколько хрупка та коалиция, которая стоит за премьер-министром. Стоит предпринять хоть какое-то действие, затрагивающее крайне правых, как все ненавидящие арабов евреи нашей страны сразу потребуют головы премьер-министра. Или, что будет еще хуже, присоединятся к движению Цвелка.
— А это плохо, потому что?..
Человек в костюме на секунду умолк, видимо, решая, стоит ли продолжать разговор.
— Этот человек — крайний сионист из тех, кто постоянно ставит под угрозу все шаги Израиля по снижению напряженности палестинского вопроса. Он был резко оппозиционно настроен к возврату оккупированных территорий и ливанскому перемирию…
— Я где-то слышал, что у нас в стране разрешается иметь свое мнение.
Собеседник сделал вид, будто не слышал этой реплики.
— Он подозревается в совершении множества превентивных нападений на палестинские общины, провоцировавшие ракетные обстрелы нашей территории.
— С каких это пор их стало нужно провоцировать?
Человек в костюме вздохнул.
— Далеко не все ракетные обстрелы наших городов и не все вылазки террористов смертников проводятся без видимых причин. С вашим-то полицейским опытом вы должны знать, что в новостях редко сообщают все подробности происшествий.
— А вы, как опытный правительственный чиновник, тоже не можете не знать, что информация для новостей просеивается очень тщательно.
Человек в костюме был, в общем-то, согласен с этим замечанием, но не стал отвлекаться и продолжал:
— Насколько мне известно, Аннулевиц и Рейлли прямо сейчас ведут разведку вблизи кибуца Цвелка.
Залтов скрестил руки на груди. Согласно общепринятой азбуке языка тела это значило, что он сам точно не знает, как отнестись к услышанному.
— Значит, вы хотите, чтобы я арестовал Рейлли, как только он войдет в кибуц, и заодно сам посмотрел, что там к чему? Воспользовался арестом как предлогом для обыска?
— Я предпочел бы иную формулировку, но в целом вы правы. Если у вас будет легальное основание проникнуть в частные владения, вы наверняка сможете найти там что-нибудь подозрительное.
— Как поступили бы гестапо или НКВД.