Я посмотрел на Билли. Билли посмотрел на Цейса. Цейс посмотрел на меня. Я пожал плечами. Мы все посмотрели на Харкинса и прыснули от смеха — тут и Харкинс стал подхихикивать.

В каморке напротив кабинета, под столом с копировалкой, я нашёл галлон растворителя.

— Это всё уладит, сержант Харкинс, — сказал я как можно убедительнее, — вот наше спасение, утренняя и вечерняя звезда, ответ на наши молитвы. Мы вмиг отчистим комнату. Стойте и смотрите…

Харкинс мне не поверил.

Билли уже мостился открывать банку отвёрткой, это ему, наконец, удалось, но, вставая, он поскользнулся на краске и опрокинул растворитель.

Теперь пол был залит краской, а сверху — скользким и липким растворителем.

А я ещё думал, что хуже не бывает…

— Ого, теперь нам точно не поздоровится, Билли, — гоготал я, едва веря в то, что он натворил.

Билли хихикнул, потом хрипло утробно засмеялся — и вот он снова катается по полу и ржёт до колик.

Харкинс взвился и почти плача забегал в своих полевых ботиках, готовый на всё, только чтоб спасти свою репутацию и уехать в Штаты на длительный отдых с последующим увольнением из рядов вооружённых сил.

— Бедный поросёнок Порки, — вздохнул я.

— Несчасный Элмер Фадд, — прошептал Билли.

— Разве вам не нравится наш бардачок, сардж? — спросил Цейс.

— О Боже! — взвыл Харкинс и хлопнул себя ладонью по лбу.

— Он переживает, Брэд, так что пора ставить свечку дражайшему костлявому Иисусу…

— Боже, даруй мне силы спокойно принять то, что я не в силах изменить…

— Моя карьера…я пропал…24 года к чёртовой матери за одну ночь! Не могу поверить…

— Нам нечего терять, сардж, — сказал Билли, — а вам есть, и вам жаль этого.

— …Мужество, чтобы изменить то, что могу…

— Нас всех упекут в каталажку…

— Ну так что, сардж?

— …И мудрость, чтобы познать разницу. Аминь.

— Вот увидите, сидеть вам вместе со мной.

— Не умирайте от инфаркта, Харкинс, — сказал Билли, — здесь не кардиология. Это просто краска…

— Что я вам сделал, ребята?…

— У вас что, кризис среднего возраста, Харкинс?

— Что я вам сделал?…

— Чёрт возьми, Билли, — рявкнул я, — это всё ты. А сержанту Харкинсу терять из-за этого лычку. Посмотри, что ты наделал! Ну что ты за придурок?

— Не ори на меня, я этого не терплю…

— Если б миссис Бауэрс не родила такого идиота, ничего бы не произошло!

— Да уж, Бауэрс, — встрял Харкинс, — что это с твоей мамашкой: уронила тебя на головку или как?

— ОТВАЛИТЕ, РЕБЯТА! Я НЕ СОБИРАЮСЬ НА ГУБУ! И НЕ ВПУТЫВАЙТЕ В ЭТО МОЮ МАТЬ!

— Ты во всём виноват, Билли Бауэрс, — рыкнул я.

— Болван неуклюжий, — добавил Цейс.

И так всю ночь. Краска не давала покоя Харкинсу, Харкинс орал на Билли, а Билли орал на Цейса и на меня, и угар от краски действовала на всех.

Харкинс поскользнулся на разбавителе, шлёпнулся и перепачкался липкой слизью. Ему начало жечь кожу, и он снова разорался.

— У-У-У, У-У-У, У-У-У!

— Посмотри на Харкинса, Билли, старого ебаку… сначала мы поломали ему жизнь, потом он разучился говорить. Ухает, как ушастая сова…наверное, мечтает улететь отсюда и устроиться на ближайшем банане — посмотреть, как всё это разлетится к едрене фене.

— Жжёт, жжёт, жжёт, — пропел Билли и опять залился смехом.

Харкинс, шатаясь, прошёл в уборную и попробовал отмыться. Его светло-зелёная накрахмаленная униформа, как и наша, была заляпана яркими жёлтыми кляксами. Краска на лысине, очках, ботинках, футболке, на шее, руках.

Везде.

— Что случилось, сардж? — спросил я.

— Поссать не могу, — простонал Харкинс, — у меня руки в этой пакости!

— Смотреть надо было…

— Весь член в краске. Господи, как жжёт!

— Так вам и надо, — сказал я, — нужно было натянуть резинку и отрезать кончик.

— Эй, сардж, хотите, подержу вашу морковку? — поддразнивал Билли.

— ОТВАЛИ!

— Сардж, Билли говорит, что был санитаром.

— ГОВНО!

— Правильно, сардж, — сказал Билли, — на член можно намотать что-нибудь похуже горной краснухи.

— Ага, что-нибудь типа жёлтой лихорадки, — сказал я.

— Или какую-нибудь неизвестную гадость, — сказал Цейс.

— Или малярию, — предположил Билли.

— ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ!

— Билли, помоги Харкинсу подержать елдак!

— ПРОВАЛИВАЙТЕ! НЕ НУЖНА МНЕ ВАША ПОМОЩЬ!

— Где-то у меня тут тряпочка со скипидаром. Протрите ею свой шток, сардж…

— ОТСТАНЬ, БАУЭРС!

— Ему не нужна наша помощь, Билли.

— Подумаешь.

— Какой высокомерный и заносчивый. Надо ему вправить мозги.

— Ну и хрен с ним. Пусть сам разбирается с Бум-Бумом.

— Под музыку…

— Да, нельзя забывать о похоронном марше.

— СУКИНЫ ДЕТИ! НИКТО ИЗ ВАС НЕ МОЖЕТ ДАЖЕ ОТЫСКАТЬ ПРЫЩ НА ЖОПЕ ХО ШИ МИНА!

— Ему хуже, Билли…

— Вижу…

— Мне его жалко.

— Вы ещё там, сержант? Один раз стряхните — и хватит. Ибо два раза — это игрушки, а три раза развлекаться с петушком — уже онанизм. Вы ведь не хотите ослепнуть или чтоб на ладонях выросли волосы, а?

— ЗАТКНИСЬ, БАУЭРС!

— Ладно, сержант, это ваш корень, — подзадоривал Билли, — можете делать с ним что хотите: суньте куда хочется, в жопу Бум-Буму, например…

— ВОТ ИМЕННО! ИМЕННО! МОГУ ДЕЛАТЬ ЧТО ХОЧУ — ЗАПОМНИ!

— Ну так ссыте в штаны, саржд, нам всё равно, — сказал Билли.

— Может, подхватите узорчатую сыпь, — сказал я.

— Или лобковый зуд, — сказал Цейс.

— Или грязь, — добавил Билли.

— Или такую гниль из джунглей, что он просто отвалится, — сказал я.

— Да, Хэтти это очень понравится: быть замужем за человеком без члена.

— УБЛЮДКИ!

В ответ мы засмеялись.

— Я достану вас, ребята, — пригрозил Харкинс, — доберусь до вас.

— О-о-о-й-й-й… — сказали мы с Билли в один голос.

— Какой-то он сегодня тупожопый, как фельдфебель, — сказал Билли.

— Ага, и он внесёт нас в свой чёрный список, — смеялся я.