— Что мы будем делать, мистер Питт? — тихо пре-рвал его мысли Иннес. — Вы хотите, чтобы я доложил об этом мистеру Драммонду?

Это было благородно с его стороны, в некотором роде жертва, и Томас в душе оценил это.

— Нет, — сказал он с грустной улыбкой. — Спасибо, сержант. Пожалуй, я сам поеду к нему.

Когда Шарлотта сообщила мужу, что хочет побывать на музыкальном вечере, который устраивала Эмили в конце недели, Питт не стал возражать. Они даже не обсуждали это, потому что рано утром Томас отправился в Кларкенуэлл. Им с Иннесом предстояло покончить наконец со списком мелких должников ростовщика. Сержант постепенно просеял почти всех, кто в нем числился; осталось около десятка человек, с которыми не все еще было ясно. Среди них мог оказаться тот, кто все же побывал на Сайрус-стрит в этот поздний час, был впущен в дом и воспользовался аркебузой. Но ни Питт, ни Иннес в это не верили. Уимс мог презирать своих должников, но он знал, что такое человеческое горе и отчаяние, и прекрасно понимал, на что может решиться отчаявшийся человек и как он опасен.

Сегодня инспектор и сержант решили еще раз допросить посыльного Миллера, хотя мало верили в удачу, а потом заняться и служанкой — на тот случай, что, возможно, они упустили некоторые детали при первых допросах и не углядели какой-нибудь, хотя бы слабый, след. Но они оба продолжали упорно верить, что убийцу надо искать во втором списке Уимса. Это мог быть Байэм, хотя Иннес вслух ни разу не сказал этого, потому что по-прежнему ничего о нем не знал. Это подозрение тяжелым камнем лежало на совести Питта и постоянно напоминало ему о себе.

Шарлотта поцеловала мужа и, как только он ушел, быстро принялась за неотложные домашние дела, чтобы к вечеру все сделать и с чистой совестью уехать к Эмили.

В шесть вечера она уже сидела как положено, очень прямо, в гостиной Эмили, в своем розовом нарядном платье, в окружении еще не менее тридцати любителей музыки, тоже застывших в таких позах, глядя на рояль и старательного молодого пианиста, исполнявшего что-то из Листа, мрачно-прекрасное и печальное. Музыка настолько обворожила ее, что она забыла поглядывать по сторонам — на судью Карсуэлла, его жену и одну из дочерей, а за ними на Фитцгерберта и Оделию Морден или хотя бы на Фанни Хиллард, присутствие которой удивило ее. Потом она сообразила, что Фанни играет некую политическую роль в планах Эмили по ослаблению позиций Фитцгерберта в предвыборной гонке.

Однако во время антракта Шарлотта все же вспомнила и о главной причине, которая привела ее сюда, и, на время забыв о музыке, принялась наблюдать. Первое, что она заметила, — это находившуюся здесь без сестер одну из девиц Карсуэлл. Она не знала ни ее имени, ни возраста, но на вид ей было около восемнадцати. Девушка была миловидна, как почти все в ее возрасте, с хорошим цветом лица и пепельными волосами, с добрым, но вполне обычным лицом. Тот, кто знал ее, мог бы, возможно, рассказать немало и о ее характере, интересах, чувстве юмора, мечтах и о многом другом, что делает человека индивидуальностью.

Девушка стояла несколько поодаль от матери, удачно избежав ее надзора, и беседовала с молодым человеком, которого Шарлотта видела впервые, но которого мисс Карсуэлл, видимо, хорошо знала. Лицо девушки было оживленно и полно живого интереса, и это выгодно отличало ее от тех, кто предпочитал производить впечатление жеманностью. Юноша был так же увлечен разговором.

Шарлотта не могла не улыбнуться и порадоваться за них. При благоприятном стечении обстоятельств это могло бы привести к осуществлению надежд и устремлений девушки. Хорошо, если это сопровождается подлинным увлечением, что, судя по лицам этой пары, в данном случае было вполне возможно. Как благоразумно со стороны Регины Карсуэлл, что она не спешит в данном случае со своей материнской опекой.

Поскольку Карсуэллы, по мнению Шарлотты, были единственными возможными подозреваемыми, она решила поговорить хотя бы с одним членом этой семьи. Беседа всегда дает больше, чем простое наблюдение. Поэтому Шарлотта поднялась со стула и, лавируя между отдельными группками гостей, обменивающихся с умеренным энтузиазмом мнениями об игре пианиста, наконец отыскала леди Регину.

— Добрый вечер, миссис Карсуэлл, — приветствовала она ее с улыбкой. — Как приятно снова видеть вас. Как поживаете?

— Благодарю, прекрасно. А вы, миссис Питт? — вежливо ответила Регина.

— О, великолепно, спасибо. Какое замечательное лето в этом году. Не помню, когда еще так долго стояла хорошая погода. Наверное, такое было и раньше; вот только зима заставляет нас забывать об этом.

— Да, пожалуй, — согласилась Регина и хотела было продолжить светский разговор в том же роде, как вдруг полная величественная дама с увесистым ожерельем на пышной груди стремительно прошла мимо, осторожно подобрав юбки, чтобы не коснуться миссис Карсуэлл. Со странной натянутой улыбкой она окинула ее взглядом и, отвернувшись, быстро схватила за руку свою спутницу.

— Бедняжка! — воскликнула она тем театральным шепотом, который рассчитан на то, чтобы его услышали все окружающие.

— Бедняжка? — недоуменно переспросила ее спутница. — Почему? Она нездорова? Я слышала, у нее три дочери и она отлично справляется со своими обязанностями матери.

— Я это знаю, — нетерпеливо отмахнулась от темы о здоровье дама в ожерелье. — Бедняжка, — повторила она еще раз, уже свистящим шепотом. — Как ей, должно быть, трудно, особенно теперь, когда все знают…

— Что знают? — Ее спутницу в модном, но отвратительного зеленого цвета платье начала уже раздражать эта неприятная таинственность. — Я, например, ничего не знаю.

— О, вы еще услышите, — успокоила ее первая дама. — Не сомневайтесь. Это, конечно, не мое дело…

Регина с удивлением и смущением прислушивалась к странному разговору, щеки ее начали гореть.

Шарлотта не знала, сделать ли ей вид, что она ничего не слышала, хотя трудно было притвориться, ибо они с миссис Карсуэлл не могли не слышать это перешептывание, или же сказать что-нибудь остроумное и выйти из неловкого положения. Она вглядывалась в лицо Регины, гадая, что лучше сделать, но лишь увидела, как растеряна бедная миссис Карсуэлл. Возможно, это связано с этим глупым процессом над Осмаром? Шарлотте показалось, что именно в этом вся причина.

— Мне кажется, мистер Горацио Осмар у всех на слуху, — сказала она беззаботно. — Я бы на вашем месте не обращала на это внимания. Люди, мало осведомленные и мало знающие, любят всякие слухи. Это все скоро забудется, и появится новая тема для пересудов.

Регина все еще была обескуражена.

— Не понимаю, почему меня надо жалеть по этому поводу? — удивилась она, глядя на Шарлотту широко открытыми глазами и пытаясь улыбнуться. — Я уверена, что мой муж действовал юридически правильно. Просто у полиции не оказалось убедительных доказательств, иначе он не прекратил бы дело. Ко мне это не имеет никакого отношения.

— Просто дамам скучно без сплетен, — согласилась Шарлотта. — Глупые особы. Вы не находите, что этот ужасный зеленый цвет чудовищно не идет этой даме? Не помню, чтобы я видела что-либо более безвкусное.