которому и поручить организацию правительства. Этот Совет предполагалось пополнить представителями цензовых элементов, что дало бы своеобразный предпарламент, перед которым новое правительство являлось бы ответственным до созыва Учредительного собрания. В этот предпарламент, благодаря особому сговору Чхеидзе с представителями партии Народной свободы, кадеты прошли бы как члены общественных организаций. Большевики протестовали против такого решения и ушли из собрания, хотя вскоре вернулись и постановили принять участие в Совете и в предпарламенте, но лишь с целью «развернуть там пролетариат, обличать всякие попытки коалиции с буржуазией и облегчить Советам создание истинно революционной власти».

Совещание закончилось. Потерпев неудачу в вопросе о срыве коалиции, большевики все же были довольны совещанием. Две недели они имели возможность открыто агитировать перед большой аудиторией в пользу своих лозунгов, столь понятных и желанных толпе. Они громили правительство и в лице выступавшего в качестве члена партии эсеров Керенского дискредитировали его в глазах рабочих, матросов и солдат, наполнявших кулуары и галереи театра. Странное поведение главы правительства, с его истерическими выходками на сцене и демонстративными поцелуями ручек, хотя и почтенных деятельниц революционного прошлого, своей несерьезностью еще больше отняло в глазах толпы грозных трибунов большевизма. Чем-то жутким веяло иногда от их зловещих намеков на будущее. Они казались толпе борцами за их интересы. Они так громили «буржуев-кадетов», эту новую в глазах толпы категорию «врагов народа». Разжигаемая по адресу кадетов ненависть переносилась на интеллигенцию.

Скрывавшийся тогда в Финляндии Ленин внимательно следил за происходившим в Александринском театре. Он понимал, что настроение массы растет в их пользу, ему казалось возможным начинать бить и по правительству, и по интеллигенции всех оттенков. Он пытался подействовать на меньшевиков с целью привлечь их на свою сторону и выступил со статьей «О компромиссах», но успеха не имел. Это еще более толкало его на решительные действия. И в присланном Центральному комитету в те дни письме он дает указание: «Довольно тянуть канитель, надо окружить Александринку, разогнать всю эту шваль и взять власть в свои руки»[153].

25 сентября начал работать Всероссийский Демократический совет, на первом же заседании которого Бронштейн-Троцкий сделал следующее заявление от имени фракции большевиков РСДРП:

«Петербургский Совет рабочих и солдатских депутатов, Московский Совет рабочих и солдатских депутатов, Кавказский краевой Совет рабочих союзов, солдатских и крестьянских депутатов, Финляндский областной Совет рабочих, матросских и солдатских депутатов, Уральский областной Совет рабочих и солдатских депутатов, Советы Кронштадта, Одессы, Екатеринбурга, Донецкого бассейна, Баку, Реве-ля, Киева, Петербургский Совет профессиональных союзов, многочисленные Советы крестьянских депутатов и многие другие органы революции подавляющим большинством заявили, что считают недопустимой коалицию с контрреволюционной буржуазией, которая сейчас вся стоит под знаменем кадетской партии…

Вместе со всеми Советами рабочих и солдатских депутатов, вместе с миллионами рабочих, солдат и крестьян наша партия откажет революционному правительству в какой бы то ни было поддержке и будет во главе народных масс вести борьбу за создание народного правительства, опирающегося на Советы в центре и на местах. А потому мы предлагаем Демократическому совету: 1) прервать ведущиеся под руководством Керенского переговоры с цензовой буржуазией; 2) приступить к созданию истинно революционной власти».

Приведенная резолюция не прошла. Совет шел на коалицию. Кризис правительства миновал, кабинет был составлен, министры назначены.

Большевики видели, что дальнейшее их присутствие в Совете может только стеснить их. Они сделали все, что было в их силах в смысле воздействия на Совет пропагандой. Они продемонстрировали перед ним свои связи и влияние не только по Петербургу, но и в провинции.

Совет не пошел за ними. Обратившись в предпарламент, он являлся для большевиков буржуазным, а следовательно, неприемлемым.

Избранному Советом правительству большевики объявили войну. Они привели 25 сентября в Петроградском Совете депутатов резолюцию, в которой, между прочим, говорилось:

«Правительству буржуазного всевластия и контрреволюционного насилия мы, рабочие и гарнизон Петрограда, не окажем никакой поддержки. Мы выражаем свою твердую уверенность в том, что весть о новой власти встретит со стороны всей революционной демократии один ответ: „В отставку!“ И, опираясь на этот единодушный голос подлинной демократии, Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов создаст истинно революционную власть».

Это собрание имело большое влияние на дальнейшие события. На нем был избран новый Центральный [исполнительный] комитет, в который вошли большевики Бронштейн, Розенфельд, Коллонтай, Йоффе, Карахан, Шляпников, Бубнов, Красиков, Залуцкий, Евдокимов, Юренев. В президиум были выбраны Бронштейн, Розенфельд, Рыков и Федоров; от социалистов-революционеров Чернов и Каплан и от меньшевиков Бройдо. Председателем был избран Бронштейн-Троцкий[154].

При шумных аплодисментах взошел он на трибуну, вспомнил 1905 год, когда Измайловский полк арестовал Совет рабочих депутатов того времени, и заметил, что Измайловский полк уже не тот!

«Но Измайловский полк в ту пору и теперь совершенно различен. Мы чувствуем себя сейчас гораздо тверже, чем тогда… Революция подошла к серьезному моменту. Мы уверены, что новому президиуму придется работать при новом подъеме революции… Петроградский Совет сомкнет свои ряды, и каждый из нас на заводах и в воинских частях будет проводить в жизнь решения, принятые в Совете. Да здравствует Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов!»

Через несколько дней своим появлением в предпарламенте новый председатель заставил говорить о себе весь Петербург.

7 октября открылся предпарламент, называвшийся официально Временный совет Российской Республики. Большевики, видя сильно изменившееся в их пользу положение, пошли на конфликт не только с правительством, но и со всей правой демократией.

На первом же заседании Бронштейн прочел от имени фракции большевиков декларацию с резкой критикой всей внутренней и внешней политики правительства Керенского:

«Мы, фракция социал-демократов большевиков, заявляем: с этим правительством народной измены и с этим Советом контрреволюционного попустительства мы не имеем ничего общего! Той убийственной для народа работы, которая совершается за официальными кулисами, мы не хотим ни прямо, ни косвенно прикрывать ни одного дня».

Невообразимый крик покрыл эти слова Бронштейна-Троцкого. Многие повскакивали с мест. Крики: «Мерзавец!», «Ложь!», «Вон!», «Довольно!» – неслись со всех сторон. С полным самообладанием ждал Бронштейн, пока стихнет зал. Когда шум затих, оратор дочитал свою декларацию, которая кончалась девизами:

«Только сам народ может спасти себя и страну. Мы обращаемся к народу. Вся власть Советам! Да здравствует немедленный, честный, демократический мир! Да здравствует Учредительное собрание!»

Под несмолкающий шум присутствующих большевики покинули зал заседания.

На следующий день на заседании Петроградского Совета депутатов Бронштейн-Троцкий, рассказав обстоятельства ухода из предпарламента, воскликнул:

– Да здравствует прямая и открытая борьба за революционную власть!

«Известия» разгласили слова председателя Центрального исполнительного комитета. Смелый вызов был брошен в толпу. Правительство не верило тому, что слышало. На что-то надеявшийся