В этот момент раздался крик.

Точнее, глухое ворчание, перешедшее в дикий рев.

Нечто было где-то наверху, у них над головой.

— Что это? — в испуге пробормотал один из грабителей.

Все застыли, вскинув голову к высокому потолку Большой галереи.

— Может, птица?..

— Или зверь из зоопарка?

— Да нет, не может быть. Их всех увезли…

Новый крик, еще более яростный.

«Верные» Маркомира, подобно средневековым рыцарям, растеряли всю свою храбрость, столкнувшись с чем-то явно сверхъестественным.

Только Жервеза, корчащаяся от боли, окровавленная, продолжала прижиматься спиной к колонне.

А Тринитэ теперь боялась гораздо меньше.

В этом крике она услышала что-то ободряющее, даже что-то… родное.

Один из приближенных Маркомира поспешил включить свет во всей галерее. Когда вспыхнули разноцветные неоновые лампы, картина стала абсолютно фантастической — лицо каждого грабителя осветились розовым, оранжевым, голубым, фиолетовым. В первый момент ослепленная, Тринитэ понемногу различала эти лица и убеждалась в том, что они абсолютно заурядны — на них не было ни боевых шрамов, ни каких-то характерных примет. Кроме страха и агрессивности, они больше ничего не выражали.

Да, на всех читался страх — недавний крик вновь повторился. На этот раз он был оглушительным и явно угрожающим.

Один из грабителей снова запрокинул голову и вдруг побледнел:

— Там… там… смотрите!

Никто не успел отреагировать.

Что-то обрушилось на них с верхнего яруса галереи. Что-то невидимое. Что-то, чьи движения были столь быстрыми, точными и скоординированными, что их невозможно было уловить.

Сначала легкий покалывающий бриз, потом хлещущий ветер и, наконец, ураган — рассекающий на части.

В одно мгновение сразу три тела были подхвачены в воздух и с глухим звуком расплющены о колонны.

Один из грабителей попытался спастись бегством — но в ужасе обнаружил, что у него больше нет ноги!

Двое других устремились к двери, но чья-то невидимая рука размозжила их головы о плиты пола.

Те, кому все же удалось выбежать их галереи, были охвачены таким ужасом, что бросались в воду, не в силах справиться с лихорадочной дрожью, сотрясавшей все тело, и успокоить дыхание. Только Маркомир сразу бросился бежать, потеряв по дороге свою разноцветную хламиду. Тринитэ видела, как он мчался по аллее, абсолютно голый, охваченный паникой. Вскоре за ним устремились два крокодила.

Когда Сильвен мягко приземлился на лапы возле несчастной Жервезы, он почувствовал, что близок к обмороку.

Все произошло так быстро, с такой невероятной затратой энергии, что он не выдержал и, потеряв сознание, бессильно вытянулся на полу.

Понедельник, 20 мая, 3.30

«Кажется, он приходит в себя… — подумала Тринитэ. — Наконец-то!»

Сильвен чувствовал адскую головную боль. Приоткрыв глаза, он увидел над собой два лица — словно врачи склонились над пациентом в реанимации… Однако он был не в больнице.

Лежа на каменном полу Большой галереи, у подножия колонны, он продолжал всматриваться в эти лица — и наконец узнал свою мать и Тринитэ. Несмотря на ужасный вид Жервезы и кровавую рану у нее на груди, именно ее присутствие вернуло ему ясность мышления.

— Что произошло? — прохрипел он, чувствуя, что при каждом произнесенном слоге в его мозг словно вонзаются тысячи иголок.

Но, поскольку и у Жервезы, и у Тринитэ по-прежнему был заткнут кляпом рот, ни та, ни другая не могла ему ответить.

Он поискал взглядом Маркомира, все еще не понимая…

Потом, опираясь на локти, слегка приподнялся, посмотрел по сторонам и в ужасе произнес:

— Кто все это сделал?

И мать, и Тринитэ, казалось, избегали встречаться с ним взглядом.

Воздух был насыщен запахами мха, водорослей и болот. Отныне такова была атмосфера Парижа… Вместе с тем ощущался резкий запах скотобойни — свежей крови и внутренностей.

Люди, лежавшие на полу, выглядели такими… спокойными. Мертвые человеческие тела лежали на полу галереи вперемежку с чучелами животных. У некоторых были распороты животы, и кишки вывалились на пол, словно грязное белье из порвавшегося мешка. Один грабитель был насажен на бивни гигантского чучела слона, пронзившие его насквозь. Потрясенный зрелищем, Сильвен взглянул в проем распахнутой двери и увидел другие тела: они лежали на газоне, освещенные луной. Над ними уже кружились чайки, выклевывая глаза и внутренности. Чуть дальше, под скамейкой, валялась чья-то оторванная нога. Вокруг суетилось семейство крыс, видимо ошалевшее от счастья и не знающее даже, с чего начать.

И тогда Сильвен вспомнил…

Мелькающие фигуры, ужасные крики, вопли, хрипы… И невероятное ощущение свободы, наполнившее тело и душу… Краткий миг небывалого счастья…

Сама жизнь в ее абсолютной полноте и жестокости…

Он не способен был описать то, что произошло, поскольку в те мгновения он не думал. В мозгу не сохранилось воспоминаний — только в теле. Его мускулы, нервы, кожа, обладающие инстинктивной памятью, говорили ему: он сделал то, что должен был сделать.

Поэтому сейчас, глядя на неподвижно лежащие тела, профессор Сорбонны не испытывал ни ужаса, ни чувства вины. Только удивление из-за того, что он оказался на такое способен.

Но еще более примечательным было то, что эти смутные, почти подсознательные воспоминания были теми же, что оставались у него после созерцания картин.

«Долго он еще собирается тут сидеть?» — в отчаянии думала Тринитэ, с трудом постукивая ногами по полу и мыча сквозь кляп, чтобы вывести Сильвена из оцепенения.

Наконец он очнулся и, приблизившись к Тринитэ, быстро освободил ее от пут.

— Помоги мне позаботиться о маме… нужно ее уложить…

— Ее нужно отвезти в больницу… — невнятно проговорила Тринитэ, с трудом шевеля распухшими губами.

— Слишком… поздно… — выдохнула Жервеза, когда Сильвен вытащил из ее рта кляп.

Она держалась на ногах только благодаря своим путам — как только Сильвен снял их, она тяжело осела к подножию колонны.

— Помоги мне! — крикнул Сильвен, обернувшись к Тринитэ и одновременно пытаясь поднять Жервезу. Он с трудом мог поверить глазам — его мать рухнула на пол плашмя, словно мраморная статуя.

Вдвоем они кое-как смогли усадить Жервезу, прислонив ее спиной к колонне. Хранительница музея непрерывно стонала от боли.

— Мама!

Сильвен только что заметил, что кровь по-прежнему течет из ее открытой раны.

Он почувствовал нарастающую панику. Что делать? Перевязать рану? Позвать на помощь?..