Он устремил мокрые глаза на смертельно бледного брата. Фил мотнул головой – то ли хотел сказать «нет», то ли дернулся в испуге от услышанного. Франц сглотнул горький ком, перевел взгляд на ужасного хозяина лабиринта.

– Ты хотеть на место брата?

Только сейчас до Франциска дошло, что случится, если он вернется в страшную мастерскую. В голове всплыли картинки: белесый, светящийся изнутри кокон в углу, на крючке человеческая кожа, на блюде – высохшее сердце…

Если Франциск останется, произойдет что-то ужасное.

Бабочка Грего, не услыхав ответа, вновь взялся за каменную плиту.

– Нет!

Внезапно вновь мир затянула пелена, от отчаяния Франциск буквально лишился рассудка. Широко распахнутые голубые глаза близнеца пронзали полумрак мастерской, ниточка, связывающая души близнецов, натянулась и грозила вот-вот лопнуть, и сердце Франциска сжалось от одной мысли, что Сшитый может сделать с братом что-то нехорошее.

С кем угодно.

Только не с Филиппом.

– Я! – крикнул он. – Возьмите меня!

Камень сдвинулся еще немного и замер.

В щель высунулась мохнатая голова с задумчиво двигающимися жвалами.

– Этот мальчик говорить странная вещь, – пробубнил Сшитый, обращаясь к себе. – Грего, он хотеть остаться, хотя вытащил длинная нитка… Почему гость не уходить, как другие? Они вытащить длинная нитка и уйти, а тот, кто с короткой, – остаться. Тут все яснее ясного, разве нет, Грего?

– Нет! – выпалил Франциск. – Пожалуйста! Отпустите его! Отпустите моего брата!

– Франц! – донесся из глубины комнаты тоненький голос Филиппа.

Брат что-то прокричал, видимо пытаясь остановить Франциска, но мальчик уже не понимал, что делает: в голове билась лишь одна мысль: «Только не Фил! Только не Фил!»

Перед глазами вереницей пронеслась одна ужасная картинка за другой: золотое зеркальце в траве, разлезшиеся башмаки, поросший травой пиджак… На мгновение ему привиделась в куче одежды рубашка Фила, его ботинки…

Безумный страх охватил Франца:

– Отпустите! Отпустите его!

Сшитый перегородил проход, скрестил среднюю пару конечностей на груди, опустил ужасную голову и тяжело просипел в лицо Францу:

– Но ты остать-с-с-я, маленький человек. Ясно?

Франц ничего не ответил, лишь тяжело сглотнул под взглядом черных вытаращенных шаров. Тогда Сшитый выхватил моток ниток, и в следующую секунду мальчишка оказался спеленут с головы до пят. Монстр подхватил Франца, закинул на плечо и поволок к плоскому камню, заменявшему Сшитому стол. Филипп что-то кричал и плакал, но в голове у Франца все затуманилось, поплыло, и он отключился.

Очнулся Франц от хлопка по щеке. Лохматая рука Сшитого приводила его в чувство. Мальчик дернулся и быстро огляделся. Они были в комнате одни. Проход перегораживал камень – видимо, Сшитый отпустил Филиппа, а Франц остался на растерзание чудовищу.

Сразу стало пусто.

Как-то по-особенному тихо.

Темно.

И пугающе.

– Мальчик открыть глаза, – едва слышно просвистел Сшитый. – Хорошо! Грего удивлен, что мальчик остаться.

Но Франц ничего не ответил. Из глаз его потекли слезы, нахлынул цепенящий ужас одиночества. Пламя свечей плясало по стенам, рассеивая красноватый свет, и на полу и стенах колыхались странные чудовищные тени, отбрасываемые ажурным коконом и длинными конечностями человека-бабочки.

Монстр обхватил мальчика четырьмя руками и притянул к столу. В центре плоского камня уже стояло блюдо. Сердце, лежащее в тарелке, казалось таким маленьким и сморщенным… Сколько лет его хранил Сшитый? Разве можно оживить то, что уже сотню лет как мертво?

Взгляд Франца упал на темные потеки на краях каменного стола.

Да это же… кровь.

Франциска пронзила острая, словно осколок стекла, боль.

– Вот так-с, – тихо просвистел Сшитый. – Теперь Грего и мальчик одни. И Грего взять твое с-с-сердце.

Черная шерстистая рука Сшитого вытянула из-за пояса золотой клинок, тот самый, который хранился во второй печати. Монстр медленно потянулся кинжалом к груди мальчика. Холодное лезвие ткнулось под ключицу, и Франциск затрепетал от пронзившей его волны ледяного страха.

«Нет!» – кричал он в мыслях.

Там, внутри, он бился и стучал в дверь.

Но та была заперта. Как и всегда.

– Хорошо-с, – просвистел Сшитый.

Острие золотой молнией вспороло рубашку и поползло ниже, пуговицы отскакивали на пути, и наконец острый клинок добрался до того самого места, где под ребрами мальчика билось горячее сердце.

Сшитый протянул длинные членистые пальцы и принялся прощупывать это место. Кинжал больно ужалил кожу.

– С-с-слышу, – протянул он. – Быстро с-с-стучать! Как будто хочет убежать, да? Но не убежать, ведь твои ноги не двигаться! Ну же, где оно, где прекрасное с-с-сердце Грего? Вот тут, на столе. Такое маленькое! Ни капли крови не впитать, те сердца никуда не годятсся… Они быть слишком холодные, куда им с-с-согреть Грего?

Сшитый дрожащей рукой поднес блюдо к груди Франца и подставил сердце под клинок.

– Вот так. – Он удовлетворенно покряхтел. – Теперь с-с-сердце Грего напитаться живая кровь и биться так же, как твое…

Сшитый напрягся, и на какое-то мгновение в комнате повисла ужасающая тишина. Вдруг рука портного сделала резкий выпад, и кинжал вошел в грудь Франциска.

Мальчик закричал.

Его пронзил миг острой, невыносимой боли, обжигающий словно кипяток, словно прикосновение к солнцу.

Кинжал двигался глубже, холодный металл разрывал плоть и хрустел в ребрах Франца.

– Ну же-с, – просвистел Сшитый. – Где кровь? Он что, пус-с-стой?

Монстр потряс блюдом, но из раны в груди Франца не сорвалось ни капли. Мальчик бултыхался в обжигающем кипятке боли, но сквозь мучительную пелену ощутил, как по внешней стороне правого бедра побежала горячая струя – будто кто-то, стоящий позади, поливал из кипящего чайника.

– Где кровь-с? – закричал Сшитый в ярости, затопав ногами. – Где кровь человека-с?

Вдруг под своими широкими ступнями он увидел алую лужу, вытаращил глазищи и в следующий момент с истошным воплем отскочил. Блюдо выпало из рук монстра и со звоном разбилось о камни, сердце покатилось по полу словно отброшенное в сторону гнилое яблоко, а Сшитый грохнулся оземь и схватился всеми шестью конечностями за золотой щит. Он рвал его и терзал, будто что-то выламывало его грудную клетку изнутри, гигантские шары его глазищ вытаращились от испуга. Портной с хрипом забился в припадке. Длинные мохнатые конечности дергались точно у недобитого паука, он катался в луже крови. Сипел, свистел и клекотал, а затем дернулся, выпучил глаза так, что они едва не выпали из орбит, и затих.