– А если ты не вернешься, чтобы увидеть творения рук своих, отрок? – спрашивали его.

– Тогда придут другие, которые получат плоды действий моих, – отвечал он, пожимая плечами, и глядя на безмятежную гладь храмового озера. – Разве устои изменятся за то короткое время, что отпустил мне в этой Вселенной Творец наш?

И нечего было ответить великим мастерам и учителям его, ибо никто из них не мог солгать в лицо воспитаннику, подававшему такие большие надежды. Но и правду рассказать никто не спешил, полагаясь на великую силу Провидения.

С тех пор минуло очень много лет. Десятков лет, если быть точным, а он, похоронивший в храмовом озере сотни камней, до сих пор помнил свое имя, которое должен был забыть с той минуты, как принял сан.

Мэтью Логан – первый Кардинал, открыто сотрудничавший с Копытом Дьявола ради того, чтобы когда-нибудь увидеть, что сделало вода времени с камнями его слов.

Он пришел и принес им слово, но не Божие, а свое. Пришел, чтобы предложить не дружбу, а лишь прекращение холодной войны. Корабли пиратов перестали атаковать мелкие суда Кардиналов на отдаленных маршрутах, а Кардиналы начали закрывать глаза на столь же мелкие нарушения в своих секторах влияния.

Они сумели договориться однажды, сумеют и в этот раз. Логан верил в это, оставалось спросить у Патрика.

– Вы нашли новую базу? – спросил Кардинал, разглядывая нечеткое изображение собеседника перед собой. Экрана, как такового, не было, лишь тонкая пленка, сотканная из уплотненного кристаллизованного воздуха, плавала перед Кардиналом в виде небольшого облачка.

– Мы нашли место, где можем переждать наступление Предтеч, – натужно проскрипел Патрик. По всему было видно, что старика изрядно потрепала последняя стычка, но он до сих пор не утратил ясности ума и сил засаживать по самые дюзы всем недругам.

– Потери? – как-то официально и сухо осведомился Кардинал.

– Морфей потерял почти всех своих ребят, – нехотя скрипнул зубами Хатцер, – но раута откуда-то притащили запасной флот и вытащили нас в свой сектор, откуда, правда, почти сразу выбросили в реальное время. Теперь мы – бездомные остатки некогда грозной силы, с которой предпочел договариваться даже ты, Логан.

Патрик тряхнул головой, от чего десятки седых косичек вздрогнули и рассыпались по худым плечам карлика.

– Я и сейчас хочу договориться с вами, – миролюбиво подчеркнул нотку уважения Кардинал. – Ты единственный, кто еще помнит мое имя, мне приятно разговаривать именно с тобой.

– Я вряд ли когда-то забуду его, – сухо отозвался Хатцер, – все-таки, ты мой сын, Мэт, с этим пришлось считаться девять десятков лет назад, с этим придется считаться и сейчас.

Кардинал промолчал, не удостоив ответом своего биологического отца. Тщательно оберегаемая одной и другой стороной тайна происхождения действующего Папы оставалась тайной и по сей день, когда Мэт занял самый высокий пост на Ватикане, а его биологический родитель так и остался главой своего клана солдатов удачи, откровенных бандитов и кучки романтиков свободной жизни.

Жизнь была свободной условно, удача сопутствовала попеременно, выигрывая право на ход у полной задницы, а романтизм новобранцев быстро отшибался в первой же серьезной стычке.

Но правда не устраивала никого и никогда. Кардинал удачно сыграл на своем мнимом сиротстве, а Патрик Льюис Хатцер помалкивал, с кем водит дружбу за спинами соратников.

– Мне приятно было думать, что ты пришел к нам однажды, потому что внутри себя ты очень хотел посмотреть на меня, – зачем-то продолжил Хатцер, – тогда я был весьма сентиментальным малым, способным поверить во все эти ваши «духовности», «кровные узы» и прочую белиберду. Но потом я понял, зачем ты пришел. Ты хотел посмотреть, кто я такой, и не больше.

– Не совсем, – качнул головой Кардинал, – я хотел показать тебе, как время может оглаживать камни, брошенные в него за ненадобностью.

– Власть – это единственное, что ты унаследовал от меня, – кашлянув, произнес пират, – остальное дерьмо тебе досталось от матери.

Кардинал понимал, что ссориться его отец не желает. Скверный характер, который и так с трудом умещался в этом маленьком сморщенном тельце, нуждался в выходе, да и последняя история не добавляла Хатцеру вежливости и доброты.

Его можно было понять, и Логан понимал. Как понимал своих подчиненных, как понимал когда-то давно своих прихожан, если можно так назвать допущенных к новому Кардиналу, как понимал и то, во что может вылиться конфронтация с последней веткой скромной силы, оставшейся у него в наличии.

– Я не за этим с тобой связался, чтобы мы ностальгировали по моему генетическому коду, Патрик, – вежливо, но холодно сказал Логан. – Я хотел сказать тебе, что могу сойти с дистанции гораздо раньше, чем планировалось. Мне доложили, что корабли Предтеч стали появляться в обжитых секторах космоса. Пока что они не проявляли агрессии и не пытались стереть в порошок ни нас, ни каких-либо любопытных, рискнувших посмотреть на них поближе…

– Но? – ядовито осведомился Хатцер, сложив руки на груди.

– Но меня насторожило только одно: исходя из полученной информации, в разных местах сначала появляется одиночный объект, излучающий лиловое свечение, а потом на орбите показывается корабль, и объект исчезает.

– Они подбирают своих агентов? – насторожился старый пират. – Значит, у Предтеч всегда были свои люди, или кто они там, на наших планетах? Тогда почему мы их ни разу не видели? Зачем они их оставляли, чего хотят добиться разведкой, если могут просто на корню задавить любое сопротивление? И зачем тогда они стали сотрудничать с Протекторатом? Какая выгода Древним от такого союза?

– Вот именно это меня и насторожило, – задумчиво побарабанил пальцами по спинке высокого кресла Кардинал. Он медленно прохаживался по своему кабинету, касаясь кончиками пальцев попадавшихся под руку предметов, задумчиво ощупывая обивку мебели или края стола, когда оказывался рядом. Логан словно желал почувствовать под пальцами что-то твердое, материальное, чтобы убедиться, что не спит и все еще находится в реальном мире.

Странная реакция для того, кто сам должен был бы каждый день убеждать окружающих в наличии божественной искры в каждом предмете и существе вокруг, отвергая материальное и плотское.

Впрочем, нынешний Кардинал не был строгим приверженцем закостенелых устоев Ватикана, если они не касались управления паствой и решения в сфере влияния.

– И тогда я решил подумать в обратном порядке, – не обращая внимания на то, что стоит перед гравюрой и разговаривает с нарисованным мучеником на ней, продолжил Кардинал. – Допустим, что вся наша схема восприятия – ложь. Нет ни нас, ни Предтеч, ни тебя, ни Протектората, есть лишь одно – мотивы и действия. Если есть мотив, следует предположить и возможное действие. И никак наоборот. Итак, что мы имеем?

Кардинал продолжил круговой обход своей территории, изредка бросая взгляды на расплывчатое изображение Патрика Хатцера в облаке кристаллизованного воздуха посреди апартаментов.