Регент прибыл в Париж вечером следующего дня, 2 августа. У Карла была привычка демонстрировать притворное доверие: он въехал в город с небольшим эскортом. История с англичанами короля Наваррского послужила ему уроком: он оставил за воротами наемников, которых сам набрал в Германии. Он предпочитал иронию, а не оружие.

Когда проезжал он по улице, некий негодный и дерзкий предатель, побуждаемый чрезмерным высокомерием, молвил столь громко, что он мог это слышать:

— Ей-богу! Поверили бы мне, вы никогда бы не въехали. Но, клянусь, вам еще достанется!

И когда граф де Танкарвиль, ехавший прямо перед ним, услышал сии слова и хотел убить негодяя, добрый государь сдержал его и ответил, улыбаясь, словно не придавал этому значения:

— Вам не поверят, прекрасный сир…

По видимости, регент простил простой народ. Предводители так дешево отделаться не могли. Была назначена следственная комиссию, в которую вошли представители парламента и королевские бальи. С самого прибытия дофина начались казни. Они по-прежнему были излюбленным зрелищем зевак. За четыре дня скатилось восемь голов. Один из осужденных, капитан Лувра, сказал «немало дурных слов» по адресу короля Франции и его сына; ему отрезали язык, прежде чем отрубить голову.

10 августа все закончилось. Канцелярия скрепила печатями жалованные грамоты, даровавшие коллективную амнистию. Через неделю в Дом с колоннами пришло письмо из Лондона: король Иоанн благодарил парижан за то, что они здраво отреагировали на события, «изобличив и раскрыв измену и злые намерения каждого».

Мало было официальных репрессий — к ним добавилась личная месть. Сообразительных царедворцев вознаграждали за верность имуществом, конфискованным у тех, на кого они доносили. Таким путем братья Брак, беззастенчивые денежные воротилы и спекулянты, не отличавшиеся ложной скромностью, сколотили солидное состояние, хотя глас народа уже десять лет тщетно обличал их самих. Что касается канцлера короля Наваррского, которого нельзя было казнить как каноника, то его убили неизвестные, когда его перевозили из одной тюрьмы в другую…

Когда в октябре регент хотел возобновить следствие и отдать под суд новых подозреваемых, парижане заволновались. Карл был достаточно чуток, чтобы понять, что заходит слишком далеко. Сделав, чтобы не потерять лица, вид, что продолжает это дело, он стал его затягивать. В конечном счете подозреваемых отпустили.

Впрочем, настало время подумать о другом. Дофин победил по всем пунктам, причем в момент, когда он уже считал, что все потеряно. Уже давно прекратили говорить о реформе в королевстве. «Делегатов» оставили, чтобы собирать королевский налог, но теперь обходились без Штатов — отныне «делегаты» будут назначаться королевской властью.

Попытка установить опеку нации над монархией не удалась. Когда через несколько лет снова заговорят о выборах членов парламента и даже канцлера Франции, эта идея будет отражать стремление к сплоченности корпораций государственных служащих. Это будет победа кооптации, а не демократии. Как и в 1358 г., когда он был регентом, Карл V в дальнейшем всегда будет править, опираясь только на философию своих советников.

Следует ли сказать, что этот хрупкий молодой человек железной рукой насадил реакцию именем королевской власти? Конечно, нет. В соответствии со своим характером Карл лавировал, хитрил, выдергивал отдельные нити, пользовался случаем, рассчитывая, что время все уладит. Проницательный наблюдатель событий, он умел их направить, не пытаясь им противодействовать. Тем не менее он считал, что проиграл партию, и в самом деле едва не проиграл ее. В этом уже был весь Карл V: больше чувства меры, чем героизма, и умение мудро выжидать. У «жаков» был свой шанс, и парижские бюргеры не любили слишком затянувшиеся авантюры.

Анархия

Если дела в Париже вновь пошли привычным ходом, политический небосклон тем не менее ясным не был. Регент не обладал властью над тремя четвертями королевства. Налог поступал еле-еле. Курс монеты падал: с 1356 по 1360 г. она потеряла девять десятых стоимости. Что касается войны с англичанами, она, несмотря на Бордоское перемирие, постоянно проявлялась в бесчисленных стычках, в отношении которых никто по-настоящему не знал, стараются ли английские солдаты для своего короля или просто-напросто пытаются выжить за счет населения.

В свое время Эдуард III и Иоанн Добрый, каждый со своей стороны, набирали под свои знамена всех подряд. Перемирие сразу же не оставило всем этим людям иных средств к существованию, кроме грабежа, и иного развлечения, кроме насилия. Среди них были англичане, но встречались также и немцы, испанцы, итальянцы. К ним добавлялась наваррская армия, состоящая из банд, действия которых согласовывались лучше или хуже, столь же разношерстная и столь же праздная, как и армия английского короля.

Время от времени какой-нибудь капитан устраивал настоящий набег, не завязывая сражений с противником, но опустошая сельскую местность и угрожая городам. Так, бывший ткач Роберт Ноллис прошел от Бретани до Бургундии во главе своего английского отряда, наведя ужас на долину Луары, заставив откупиться Оксер, предав огню сто деревень и столько же приоратов. Во время другого набега едва не взяли Амьен. Низовья Сены были во власти наваррцев, чьих крепостей было достаточно, чтобы парализовать всю торговлю. Редкие отряды регента вели себя не лучше: Арно де Серволь, которого называли Протоиереем, потому что он раньше был клириком, бесчинствовал в сельской местности Берри и Ниверне, разграбил Невер и без всякого стеснения перебил там нотаблей. Еще через двадцать лет одно упоминание его имени вгоняло в дрожь население.

В большой Аквитании дела обстояли еще хуже. Англичане с легким сердцем предвосхищали будущий договор и вели себя в Керси и Лимузене так, словно эти земли уже принадлежали им. Никто не мог оспорить у них эту территорию. Население давно ясно поняло, что в Аквитании имя Валуа уже ничего не значит. Крестьяне, которым надоедало, что их не защищают, а англичане жгут их урожай, очень часто решали платить английским компаниям за то, чтобы те позволяли им обрабатывать землю и складывать хлеб в амбары.

Регенту Карлу понадобилось несколько месяцев, чтобы перехватить инициативу. Он нашел какие-то деньги, набрал войска, нанял более серьезных капитанов, чем Протоиерей. Мутон де Бленвиль — по-настоящему его звали Жан де Моканши, сир де Бленвиль, — возглавил поход в родную Нормандию, на Гравиль и на Сен-Валери-сюр-Сомм. Бывший солдат Иоанна Доброго Ле Бодрен де ла Эз вернулся на службу в Руанской области и немало досаждал англичанам, пока те не взяли его в плен. С маленьким отрядом в пятнадцать рыцарей Жан де Вьенн, будущий адмирал Франции, точно так же тревожил наваррцев в Бургундии. Бретонец Бертран Дюгеклен, капитан Понторсона и Мон-Сен-Мишель с 1357 г., принял командование в области Мелёна. В 1360 г. он стал рыцарем-баннеретом и наместником короля в графствах Алансон, Мен и Анже.

Пока англо-наваррцы хозяйничали в этих краях, они успели стать непопулярными. Поэтому население в целом помогало королевским войскам, когда те вновь появились на севере королевства. Во время осады Сен-Валери армия регента усилилась за счет ополчений из Амьена, Арраса, Абвиля, Булони, Руана и даже из Турне. Горожане Руана сыграли решающую роль в освобождении Лонгвиля, горожане Кана — в очистке от противника деревень в окрестностях города, где прежде долго господствовали англо-наваррские крепости, как Крёйи.