Мы с Брэмом рука об руку гуляем по Кастелия-Сити. На водах реки сверкает свет луны. На всех углах стоят музыканты, перебирая струны своих инструментов, и распевают баллады о любви. Я провожу большим пальцем по красной метке на запястье Брэма. Она появилась после того, как мы изменили прошлое – такая яркая, будто она проступила там уже давно.

Увидев ее впервые, я заглядываю ему в глаза.

– Она… – Я, смутившись, отвожу взгляд. – Она у тебя из-за меня?

Он пожимает плечами:

– Она может быть из-за кого угодно. Ведь мне не знаком этот путь.

Я смотрю на него. Мне не смешно. Его губы трогает задорная улыбка. Я пытаюсь ткнуть его кулаком в плечо, но он перехватывает мою руку и крепко прижимает ее к своей груди. Я расслабляю кулак и ощущаю биение его сердца.

– Думаю, для появления этой метки есть только одно объяснение, – говорит он.

– Какое?

– Думаю, она не имеет значения. – Он улыбается, и я поднимаю брови. – Не играет особой роли, есть у меня метка любви или ее нет. Мой путь может разветвиться тысячу раз, но на каждом из его ответвлений я найду тебя и буду тебя любить.

– Даже если я иногда привожу тебя в ярость?

– Даже так.

Я поднимаю голову, обратив к нему лицо, и он целует меня в губы. Целует, пока я не теряю способность мыслить ясно.

И теперь, гуляя, я дивлюсь тому, что мы наконец оба находимся в одном и том же месте, в одно и то же время и имея одни и те же воспоминания.

Это дар судьбы. Или же, наконец, ряд верных решений. Как бы то ни было, я благодарна.

Мы вступаем на мост. На другом его конце стоит парочка, глядя на воду. Они прижимаются друг к другу, держась за руки. Мужчина говорит что-то такое, отчего его спутница запрокидывает голову и смеется. Он тоже смеется, затем притягивает ее к себе еще крепче. Она кладет голову ему на плечо.

– Может статься, такими будем и мы через двадцать лет, – говорит Брэм. – Мы будем все так же любить друг друга, ходить, взявшись за руки и гулять под луной.

От этих слов меня охватывает такое чувство, будто я в холодный день пью горячий напиток. По моему телу разливается тепло. Когда мы подходим ближе, пара сдвигается в сторону, и я вижу мужчину, стоящего за ними. И останавливаюсь.

– Что-то не так? – осведомляется Брэм.

Но у меня нет слов. Я застыла на месте.

Брэм щурится, всматриваясь в даль:

– Это?..

– Да, – шепчу я.

Это Лэтам.

На глазах моих выступают непрошеные слезы, и я отчаянно силюсь их сморгнуть. Рука Брэма стискивает мою.

– Мы туда не пойдем, – говорит он. Но уже поздно – Лэтам заметил нас.

Он вежливо кивает паре, обходя их. Они смеются какой-то его шутке, которой я не слышу. И он идет к нам, улыбаясь той улыбкой, которая мне совершенно незнакома, которой прежде я не видела у него никогда.

Я в замешательстве, я выбита из колеи.

– Привет. Ты же Саския, не так ли?

Я молчу. На его плаще красуется золотой бант – знак члена Верховного Совета. Мой язык словно прилип к гортани.

– Я Наставник Лэтам. – Он протягивает нам руку. – Мы с тобой мельком встречались, когда я читал лекции в Замке Слоновой Кости в этом году. – Интересно, оставили ли след на нем другие его пути? Не осталось ли у него смутных воспоминаний обо мне, происхождения которых он не может понять?

Я роюсь в своей памяти, но не нахожу в ней той его версии, которую я вижу перед собой сейчас. Возможно, остальные варианты Лэтама настолько впечатляющи и рельефны, что ничему не под силу их перекрыть. Моя рука поднимается непроизвольно, сама собой, как будто хорошие манеры сидят во мне более глубоко, чем здравый смысл. Он пожимает мою руку, и я подавляю желание отдернуть ее.

Я так старалась не думать о Лэтаме эти несколько последних недель. Старалась поставить плотину на пути ненависти, заливающей мое сердце, точно яд. Я с головой ушла в нашу последнюю костяную игру, пыталась отвлечься, совершенствуя навыки гадания на костях. Но в моменты покоя – тогда, когда у меня оказывалось слишком много времени для размышлений – в моем сердце воцарялись ненависть и тьма. Я хотела, чтобы этот человек умер, однако сейчас он стоит передо мной, и у него есть столько всего из того, что он стремился получить. Место в Верховном Совете. Власть, которой он всегда желал. Он излучает довольство и уверенность в себе.

В моей душе бушует буря. Рука Брэма лежит на моей пояснице, и, хотя он ничего не говорит, его прикосновение напоминает мне, что он здесь, рядом, что, если я брошусь бежать, он готов последовать за мной, – и это успокаивает меня.

– Я был так огорчен, узнав о кончине твоей матушки. Она была моим добрым другом.

Была добрым другом. Другом Лэтама.

Матушка не вернулась ко мне, когда я переделала прошлое. И бабушка тоже. Я могу только предположить, что это из-за того, что их кости были использованы в магическом ритуале, который изменил все, так что теперь они утрачены навсегда. Из писем Эйми я знаю, что все в Мидвуде помнят – моя бабушка умерла от старости, а моя мать – от болезни.

– Спасибо, – выдавливаю из себя я.

И тут мой взгляд падает на его запястье. На нем ничего нет. На меня нападает паника. Что, если, изменив прошлое, я стерла Эвелину?

– В чем дело? – спрашивает Лэтам. – С тобой все в порядке?

Я делаю судорожный вдох.

– Просто… по-моему, матушка говорила мне, что вы были сопряжены. Но, видимо, я думаю не о вас, а о ком-то еще.

У него делается задумчивый вид.

– Эвелина. – Он произносит ее имя с нежностью. – Ты не ошиблась. Она училась в Замке Слоновой Кости вместе со мной и твоей матушкой, и тогда мы были сопряжены. Но у меня имелось множество честолюбивых планов, а Эвелина хотела спокойной жизни. И мы решили, что нам лучше расстаться. – Он слегка подается ко мне, будто хочет сообщить мне какой-то секрет. – Я обожал ее, но ей лучше без меня. Я не из тех мужчин, с кем легко жить.

На меня накатывает облегчение. С Эвелиной ничего не случилось. И с ее родителями тоже. Лэтаму все равно пришлось делать выбор между любовью и властью – для того, чтобы получить и одно, и другое, он в эмоциональном плане был недостаточно здоров. Но в этой жизни за ним хотя бы не тянется шлейф смертей.

Он устремляет взгляд вдаль, похоже, уйдя в воспоминания. Затем глубоко вздыхает, словно очнувшись от грез.

– Если тебе что-то нужно – что бы это ни было, – обращайся без колебаний. Твоя матушка была необыкновенной. Все, кто знал Деллу, любили ее.