Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы говорите людям, что я восстал из пепла? – возмущался Грейсон.
– Так тому же есть прецеденты, – объяснял викарий. – В истории религии пруд пруди сюжетов об умирающих и воскресающих богах. Дионис, Таммуз, Хор-Озирис. Да тот же Иисус. Обычные дела. Я просто закладываю фундамент в основание вашей легенды.
– Если людям нравится верить в эту чушь, это их дело, – говорил Грейсон, – но я не хочу поощрять распространение этой лжи.
– Но если вы хотите мне помочь, то почему держите мои руки связанными?
– Просто я хочу, чтобы вы использовали свои руки не только для самоудовлетворения.
На что Мендоза рассмеялся, но поскольку смеяться над Набатом было себе дороже, то викарий быстро заткнулся.
– Хорошо, Ваша Сонорность, – сказал викарий, как всегда говорил в последнее время. – Я это хорошо усвою.
У него не было иного выхода, как отступить, потому что спорить с этим твердолобым юнцом было бесполезно. Грейсон же ничего не понимает в том, как ему, викарию Мендозе, удается так долго поддерживать в глазах мира и града его статус божества! А интересно, подумал Мендоза, зачем я вообще упираюсь?
Затем произошли события, которые все изменили.
– Горе! О, горе! – заголосило Гипероблако в ушах Грейсона как-то вечером. – Почему я вовремя не ослепло и не оглохло? То, что произошло, а произошло нечто ужасное, станет поворотным пунктом в судьбе мира!
– Ты можешь не говорить загадками? – спросил Грейсон. – И объяснить, что происходит?
И Гипероблако, не скупясь на кровавые детали, рассказало Грейсону о массовой жатве, случившейся на стадионе. О десятках тысяч, погибших в одночасье.
– Через некоторое время это будет в новостях, – сказало Гипероблако. – Хотя северо-мериканские жнецы и попытаются все скрыть, событие слишком масштабное, чтобы его можно было замолчать. Оно вызовет цепь событий, которые приведут мир к беспрецедентным волнениям.
– И что мы с этим будем делать? – спросил Грейсон.
– Ничего, – отозвалось Гипероблако. – Это – дела жнецов, и я не могу на них реагировать. Буду вести себя так, словно ничего и не произошло.
– Ну что ж, – сказал Грейсон. – Ты не можешь, но я-то могу!
– Продолжай свою работу, – возразило Гипероблако. – Именно сейчас необходимо сдерживать Шипящих.
И Гипероблако произнесло фразу, от которой Грейсон похолодел.
– Шансы того, что Шипящие нанесут серьезный вред человечеству, поднялись до девятнадцати целых и трех десятых процента.
Это Жнец Анастасия. Нет, это не запись. Я говорю это вживую, потому что я — жива. Но я понимаю, что я вас не убедила. Это естественно – любой может сделать такой фокус, используя конструкт моей памяти и прочие технические средства. Поэтому я хочу, чтобы вы до конца сомневались в истинности этой передачи. Сомневались и сделали все, чтобы разоблачить подделку. Приложите максимум усилий, чтобы убедиться в том, что вас обманывают. Потому что, если вам не удастся этого сделать, вам придется принять, что я говорю правду. Что я — жива. И как только вы убедитесь в этом, мы будем говорить о серьезных вещах.
Первая передача была короткой и без затей. Никаких особых доказательств, подтверждающих ее слова, Анастасия не приводила, и для первого раза это было правильно.
В глубинном сознании она нашла нечто по поводу лунной катастрофы. Нечто значительное. Ей удалось сделать то, чего не смог сделать до нее никто – найти похороненные в глубинном сознании Гипероблака свидетельства этой катастрофы, которые оказались там задолго до ее, Анастасии, рождения. Гипероблако знало, что эти сведения у него есть, но по закону не имело права ничего с ними делать. Дела жнецов – это дела жнецов. Но Гипероблако знало, что нашла Анастасия, потому что, конечно же, знало содержание своего глубинного сознания до последнего бита информации. А интересно, думала Анастасия, Гипероблако радо, что она нашла то, что искала?
– Я чрезвычайно горжусь вами, – сказал Анастасии Высокое Лезвие Тенкаменин. – Я знал, что вам удастся добыть эти сведения. Конечно же, Жнец Македа полна сомнений.
– Это был просто здоровый скептицизм, – проговорила Македа в свою защиту. – Цыплят по осени считают, как известно.
– И не кладут все яйца в одну корзину, – добавил Баба. – А мне интересно, какая поговорка появилась раньше – про яйца или про цыплят.
Тенкаменин рассмеялся, но смеялся он недолго. Что-то как будто давило на него и на всех, кто был во дворце, и весь день в воздухе ощущалось некое напряжение.
Оно ощущалось даже в Джерико, который обычно тщательно скрывал свои эмоции.
– Родственника одного из членов моей команды подвергли жатве, – сказал Джерико Анастасии. – Мне нужно поехать в город и утешить ее.
Он в раздумье постоял несколько мгновений, как будто хотел что-то добавить, но промолчал.
– Вернусь поздно, – сообщил он перед уходом. – Попросите Высокое Лезвие не ждать меня к ужину.
Когда оставшиеся сели за стол, атмосфера в комнате сгустилась до предела, стала не просто напряженной, но тяжелой – словно удвоилось все бремя мира, лежавшее на плечах собравшихся. Анастасия предположила, что это – из-за ее передачи.
– Ведь это так? – спросила она, разбивая молчание за салатом, который, казалось, совсем завял под грузом царящего за столом тягостного настроения. – Люди отреагировали совсем не так, как вы хотели? И мы просто впустую потратили время?
– Вовсе нет, – возразила Македа. – Вы были великолепны, моя дорогая.
– И, кроме того, я просматривал комментарии, – вступил Баба. – От вашего выступления волны еще круче, чем от тонущей Стои.
– У вас дурной вкус, – скривилась Македа на эти слова. – Совсем дурной.
Тенкаменин молчал, погруженный в свои мысли.
– Тогда в чем же дело? – спросила Анастасия. – Если что-то не так, вы должны мне об этом сказать.
– Вчера в Северной Мерике произошел инцидент, – наконец, сказал Высокое Лезвие. – Страшный инцидент.
Анастасия напряглась.
– Что-то с Роуэном? – спросила она.
Тенка отвернулся. Его примеру последовал Баба. Македа же, не отрываясь, смотрела ей в глаза.
– Роуэн имеет к нему отношение, – сказала она.
Анастасия сжала пальцы на ногах с такой силой, что от боли застонали подошвы.
– Он был подвергнут жатве, – сказала она. – Годдард убил его.
Лучше уж сказать самой, чем услышать это от других.
– Его должны были убить, – сказал Тенкаменин, – но он спасся.
Вздох облегчения вырвался у Анастасии. Жнецы так себя не ведут. Она попыталась восстановить самообладание, но было поздно – все всё видели.