Миджеру светили с неба звезды, он держал их в ладонях, он был подобен юному богу, который только выбрался из окровавленных чресел своего родителя, только оглянулся один-единственный раз через плечо и уже забылся в радости тяжкого труда – постижении того, что досталось ему в наследство. Целая вселенная, которая может стать его опорой или его проклятием.

Юным богам негоже бояться смерти, они не ведают о тесной и сумрачной юдоли за черной рекой. Им еще предстоит это удивительное открытие, но не теперь.

Да, у юных богов есть свои лютые страхи, но как мелочны и глупы они на фоне этих звезд.

Очередной, бессчетный раз скрипнула по камням изодранная перчатка, очередной, бессчетный раз гулко бухнуло сердце, вспыхнули болью суставы, хрустнули связки, застонали мышцы.

Рука провалилась в пустоту, за которой оказалось разлито море солнечного света.

Миджер мгновенно ослеп, пытаясь хоть что-нибудь, хоть какую-нибудь смутную тень разглядеть в этом бесконечном океане злых радуг. Глаза залили слезы, которые нельзя было утереть – мутное пропыленное забрало шлема все еще окружал плотный кисель пылевой взвеси, этим нельзя дышать, потому нужно терпеть.

Постепенно зрение приспосабливалось, свет на самом деле был лишь далеким сполохом, до его источника, по колыханию легких теней Миджер сумел прикинуть – было около двух метров все той же узкой трещины в осевшей породе. Нужно протискиваться, превозмогая собственные иссякающие силы, нужно добраться до свободы.

Никакой эйфории, опьянения светом, Миджер не чувствовал. В голове было холодно и гулко. Минимальные резервы, оставшиеся на долю его сознания, расходовались только на забытую мелодию и на построение плана действий. Движение влево, упереться, изогнуться, закрепиться крестцом в этот уступ, не дать потечь под ладонью сухому крошеву щебенки, протолкнуть в щель сложенный втрое манипулятор, потом подтянуть второй, уложить у ног двойным кольцом. Теперь ногами – вперед-вверх, отжаться на руках, ужом проскользнуть к свету.

Ему показалось, или передвигаться стало легче?

Некогда размышлять, все равно ничего не видно. Обшарить резкими скупыми движениями новое пространство, да, так и есть, уклон почти исчез, если бы не теснота, Миджер бы давно заметил.

Вязкий, утробный гул внизу не прекращался ни на секунду, но Миджер уже чувствовал – машинам не пробиться к нему раньше, чем он выберется на поверхность. А если его там уже поджидают?

Мысль была скучной, невыразимо скучной. И одинокой.

Он выбрался.

Щель слишком мала для их ближних сканеров. Эхо-импульсы же выдадут их базу, потому – щель выходит где-то в стороне от основных гротов, вероятность обнаружения при их экипировке и численности… один к двум. Отличные шансы.

Глаза успели в достаточной степени привыкнуть к свету, чтобы разбирать дорогу по узкому карнизу. Колени колотило крупной дрожью в перенапряженных мышцах, позвоночник звенел раскаленной струной боли, кожа на лбу стремительно покрывалась коростой от пыли из-под приподнятого забрала.

Правая бровь стремительно распухала – все-таки успел приложиться к каменному выступу, первые бурые капли упали изнутри на бронеколпак, стекая вниз толстой ленивой гусеницей. Тук. Тук. Кровь была замешана на поте и всепроникающей каменной взвеси. В этой бурой гуще было еще полно жизни, Миджер, ты обманываешь себя, говоря, что сил больше нет и путь твой закончен.

Напевая себе под нос забытую мелодию, там-та-тара-там-тадам, он придирчиво осмотрел склон. Недостаточно устойчив, еще маяк поведет, чего доброго. Нужна нормальная скала.

Вокруг было тихо и солнечно. Невероятно тихо и солнечно. Здесь не было уже слышно гула машин, пытающихся преодолеть завал, здесь не было даже тех деловитых штурмовиков и разведчиков – враг не спешил засылать к Миджеру своих убийц. Тем хуже для них.

Жаль, хронометр гермокостюма погас вместе с остальной начинкой. Приходилось довольствоваться внутренним чувством времени, что оставлял подыхающий вместе с ним нейроконтур. Не слишком все эти ухищрения против воли матери-природы ему и помогли. Миджер из последних сил стянул с себя шлем и боком повалился на траву. Все еще тишина, ни свиста, ни рева, ни мелькания ветвей. Как будто не лежат под этими деревьями остывшие трупы. Как будто это утро наступило само по себе, а не после окончания той ночи.

Так. До предельного времени осталось не более получаса. Недаром так торопятся земляные машины. Они движутся не вверх, они копают вглубь и в стороны, прочь от эпицентра. Уже скоро по туннелям понесутся черные болиды «зародышей». Никому ты не нужен, Миджер, никому ты уже не сможешь помешать.

Освободиться от пропитанной кровью перчатки оказалось непросто – изрезанные ладони припекло к расколотым пластинам бесполезного экзоскелета.

В разводах засохшей крови белели сухожилия. Повезло, еще чуть-чуть, и Миджер не смог бы двигать пальцами – там, в трещине, это было равно смерти. А так – с дикой болью, но выбрался.

Хорошо было бы сейчас просто лежать, прислушиваясь к постепенно отходящему от страшного напряжения телу. Потом проводить последний вздох взглядом и уйти, как уходят рано или поздно все.

Ладонь осторожным движением отряхнула клапан у подмышечной впадины, где остался лежать забытый веретенообразный предмет. Ребристая металлическая чечевица, ловко ложится в кулак, приятно оттягивает своей тяжестью руку, шевелится в пальцах, теплеет…

Маяк уцелел.

Миджер разглядывал переливы контрольного огонька, пытаясь вспомнить. Ах да. Активировать, разбить капсуль, воткнуть в основание – скалу, базальтовую, гранитную, при невозможности – в любую другую.

Медленно, но нетерпеливо потянулась из маяка трехгранная игла с крошечной каплей на конце.

Химический реагент мгновенного действия плавил камень, намертво закрепляя маяк в его тотчас застывающей толще. С отчетливым хрустом невиданный клинок вошел в скальную породу на добрых полметра. Раздался тонкий свист, передающая головка маяка навелась по склонению и углу, выискивая в ярком небе только ей известный объект.

Еще одна серия мелькающих огоньков, маяк целеустремленно замер вверх, наискось через полнеба. И погас. Передача ушла.

Миджер уронил снова зарядившую крупной дрожью руку на колени и откинулся на потеплевший на солнце валун. Успел, не успел, какая разница. Он истратил на достижение цели не все силы – всего себя.

И теперь нуждался в одном.

Отдыхе.

Усталый мозг стремительно проваливался в бессознательное состояние, за которым, Миджер понимал это со всей четкостью, наступит смерть.

Почему так тихо… ни одна птица не вспорет своим пронзительным криком залитое синевой небо. Ни шелеста ветвей, ни гула далекой грозы. Абсолютная тишина и мрак посреди солнечного утра.

Миджер заворочался, зашевелился, превозмогая апатию. Нужна боль, острая, жгучая. Скорча нет, его заменит адреналин.