Посланниками, по крайней мере с египетской стороны, наряду с гражданскими чиновниками служили зачастую военные. Один раз речь напрямую шла об отправке в Кыпчак мамлюка[427]. Обычно практиковалась повторная отправка одного и того же лица, поскольку он приобретал определенный опыт, а также знания местных особенностей и обычаев. То же можно сказать и о литовцах. Достаточно вспомнить уже упоминавшегося нами Михаила Халецкого, посла Литвы в Орде в 1496–1501 годах.

Послами были также мусульманские священники, а в случае с папой римским – миссионеры-францисканцы. В этой связи примечательным является то, что египетский султан аль Малик ан-Насир отправил в Орду в 1315–1316 годах мелькитского[428] (тогда еще православного) патриарха Александрийского Григория II. Очевидно, он просто последовал примеру кыпчаковских правителей. А вот великий князь Литовский Александр в конце XV – начале XVI века пользовался услугами уже упоминавшегося нами испанского еврея Исаака. Русские князья ездили в Орду в основном сами, но иногда тоже отправляли послов (так называемых киличеев).

Представителей главы суверенного государства встречали на границе кыпчакской империи чиновники пограничной службы, которые докладывали об их прибытии хану. Так, по крайней мере, поступили с Ибн Баттутой в 1333 году. Следовало ли для дальнейшего проезда ожидать высочайшего соизволения, как это практиковалось в Турции, неизвестно. Скорее всего, часть сопровождавших посла лиц задерживалась на границе до его возвращения. Во всяком случае, именно так все описывает Джованни Плано Карпини.

Далее посла снабжали сопроводительным письмом и на почтовых лошадях за государственный счет препровождали в столицу или в то место, где находился хан. Такая практика описана не только в персидских источниках, но и Вильгельмом фон Рубруком, который называл дом для отдыха по пути посла ямом. Напомним, что именно так назывались у татар почтовые станции.

По прибытии на место посла размещали в специально выделенном для этого доме, находившемся в часе езды от ханского двора. Так поселили, в частности, в 1246 году Джованни Плано Карпини. Вильгельм фон Рубрук сообщает, что для пребывания послов монголами было выделено четыре специальных дома, то есть по одному дому для дипломатов из каждой стороны света. Послов там кормили за государственный счет, хотя стол и не всегда был накрыт богато. Вильгельма фон Рубрука, например, угостили только кумысом.

Утверждения о том, что послов, в отличие от других стран, и прежде всего Египта, обеспечивали в Орде только натуральным питанием, не соответствуют действительности. Так, в 1312 году для египетской делегации на обратный путь было выделено тридцать тысяч крымских (двенадцать тысяч египетских) дирхемов. Конечно, дипломатов снабжали деньгами и провиантом на родине тоже.

Послов почти не ограничивали в общении с местным населением. Все зависело от их возможностей, которых у Вильгельма фон Рубрука и Джованни Плано Карпини ввиду кратковременности их пребывания в Кыпчаке было не так и много. Выделялись ли государством послам специальные сопровождающие, когда дипломаты не находились в пути, неизвестно, но Карпини сопровождало трое татар. Кроме того, его обеспечили специально для этого выделенными лошадьми. И здесь не надо путать случай с обвиненным в 1318 году князем Тверским Михаилом, к которому из правовых соображений приставили специального человека, называемого по-русски приставом. (Предположения о том, что к посланцам приставляли специальных контролеров, возникли только потому, что русских князей в Орде принимали так же, как и зарубежных послов, и частный случай, произошедший с князем Михаилом, мог быть воспринят как общий.)

Процедура приема у хана подробно расписывалась специальным церемониалом. Прежде чем допускать послов к хану, их тщательно инструктировали в том, как им себя вести. Отступать от этих предписаний запрещалось. Прежде всего, послам напоминали о том, что нельзя наступать на порог юрты, что воспринималось монголами как дурное предзнаменование. Перед приемом иностранцев облачали в татарские одеяния, поскольку так «угодно хану». Сколь долго сохранялся этот обычай в Орде, который имел место в Турции даже в XVIII столетии, не известно.

Затем послов обыскивали на предмет наличия у них оружия, брать которое на аудиенцию строго воспрещалось. По религиозным соображениям дипломатов для «очищения» проводили между двух горящих костров, что осуществлялось по крайней мере в первое время. Так, в 1246 году эту процедуру прошли Джованни Плано Карпини и князь Михаил Черниговский. Нам точно известно, что такая практика продолжалась у монголов в Иране даже после принятия там ислама. Между двух горящих очищающих костров проносились и подарки.

Юрта правителя, предназначавшаяся для приемов, была обтянута белым войлоком, а ее внутреннюю сторону украшали драгоценные камни и жемчуга. (Судя по всему, речь здесь идет не о юрте из золота, которую совсем по-другому описал Ибн Баттута.) Внутри юрты для приемов на трех ступенях возвышался широкий, обитый золотом трон правителя, у ног которого располагалась скамеечка. Для Берке, страдавшего от подагры, предусматривалась подушечка. Рядом с правителем на своем троне восседала его главная жена, а перед ним располагались дети и другие родственники хана. На приеме присутствовали различные министры и многочисленные дворовые чиновники. Такая юрта могла вмещать в себя пятьсот, а то и девятьсот человек.

Когда посол входил в юрту правителя, он должен был придерживаться левой стороны и также слева положить принесенные с собой предметы. По крайней мере, как пишет Джованни Плано Карпини, при первом своем появлении. При отбытии в ходе прощальной аудиенции посол придерживался уже правой стороны.

У входа в юрту правителя на скамейке в золотых и серебряных чашах стояли освежающие напитки, обычно кумыс. В качестве знака особого уважения чужестранца пропускали вперед. Посол подходил к правителю и вручал стоявшему слева от хана визирю принесенную с собой верительную грамоту. Визирь либо сам зачитывал документ, либо передавал его переводчику, место которого было справа от хана.