Рассмотрение вопроса о выплате дани осложняется еще и тем, что она продолжала собираться и тогда, когда князья ее ханам уже не уплачивали. Этот факт считается доказанным. На Днепре, например, в поселениях ордынская дань (ордынщина) взималась даже в XV веке, которая затем поступала в казну великого князя Литовского.

Тесные отношения с крымскими ханами, поддерживавшиеся Литвой в середине XV столетия, позволили ей обновить документы дарения, подписанные Тохтамышем еще в 1398 году. Это сделал в 1441 году хан Хаджи Гирей, родившийся недалеко от Вильно. В 1462–1463 годах по настоянию Казимира IV он обновил ярлык дарения областей вокруг Смоленска и Киева.

Огромная разница между первыми документами дарения и новыми ярлыками состояла в том, что принадлежность Литве вышеназванных областей подтвердил уже правящий хан. Подтвердил ли это дарение, а вместе с ним и отказ от получения дани из данных областей Нур-Девлет в 1466 или 1467 году, точно сказать невозможно. Зато Менгли Гирей I после долгих переговоров изъявил на то свое согласие в 1472 году.

Путем подтверждения своего права и обновления документов литовские великие князья получали своеобразную страховку на случай, если ханы забудут о своем обещании и начнут искать соответствующие документы, в ходе чего могла возникнуть вероятность того, что они возьмут назад то, что уже было подарено. И только полный закат Большой Орды, с которой Литва сотрудничала до самого ее конца, поставил вопрос о выплате литовцами дани по-иному.

Начиная с 1502 года единственным соседом Литвы на юго-востоке остался Менгли Гирей. Именно ему, бывшему своему противнику, великий князь Литовский Александр послал подарки для того, чтобы лучше расположить его к себе. Но в 1506–1507 годах Менгли Гирей вновь потребовал от литовцев регулярной уплаты дани, подчеркнув, что не принимает никаких возражений. Вполне очевидно, что в этом вопросе крымский хан, по сути, выступал уже как наследник Большой Орды.

К первейшим обязанностям хана относились внешнеполитические вопросы, и прежде всего урегулирование отношений Кыпчака с соседями. При решении этих задач правитель мог советоваться со своими министрами. Они могли оказывать определенное влияние на осуществление внешней политики и различным образом участвовать в дипломатической жизни государства.

Министрам до определенной степени предоставлялась свобода в установлении связей с главами других стран. Но окончательные решения тех или иных внешнеполитических вопросов оставались за ханом. Исключения составляли только такие сильные эмиры, как Ногай, Мамай и Едигей, которые самостоятельно регулировали отношения Кыпчака с другими государствами.

Для связи между правительствами различных стран, как и везде, существовали послы. При большом разнообразии внешнеполитических вопросов, которые приходилось решать Золотой Орде, ханы вынуждены были поддерживать интенсивные дипломатические отношения, для которых в Кыпчаке предусматривался строгий церемониал. И прибывавшие в Сарай дипломатические миссии с ним считались.

Посланники, появлявшиеся при дворе золотоордынских ханов, естественно, решали различные политические вопросы, в том числе и такие, как ведение переговоров относительно свадеб, например между правящими домами Кыпчака и Египта.

Отправка посла для принесения соболезнований по случаю кончины правителя и наилучших пожеланий его наследнику носила формальный характер. Так поступил, например, мамлюкский султан Бейбарс в 1267–1268 годах по случаю кончины хана Берке и восхождения на трон Менгу-Тимура. Как правило, посланников отправляли для решения того или иного конкретного вопроса от случая к случаю, и только венецианцы в 1291 году подумывали открыть свое представительство во главе с консулом у Ногая на длительной основе.

Ложных посланцев, или так называемых самозванцев, татары карали смертной казнью. Так и случилось с представителем хорезмского принца Джелал ад-Дина[424] в 1227–1228 году. Предъявление послами одних только древних символов, таких как хлеб и соль, было явно недостаточно для того, чтобы они, появляясь в Орде, могли рассчитывать на благосклонный прием.

Обязательным условием было наличие у посла подробной верительной грамоты. Нам хорошо известны образцы подобных грамот, составленных в Египте, для чего там существовала специальная канцелярия. Ведь египтяне находились с Кыпчаком в очень оживленных дипломатических отношениях. Имелись четкие предписания, что следует начертать на первой половине или трети листа и какой должна быть преамбула, правда, тексты последней не всегда имели одинаковую форму. После преамбулы следовали религиозные цитаты, ставилась печать и начинался длинный перечень витиеватых и приукрашенных титулов, адресованных хану.

Однако надо иметь в виду, что египетская канцелярия не имела понятий об имевших хождение в Орде и принятых в ней эпитетах в отношении правителя. Поэтому она выдумывала их на свой манер. При этом в переписке с Сараем, несмотря на враждебные отношения с ильханами, она придерживалась правил, принятых в то время в Персии, особенно если послание составлялось на арабском языке. Следует также добавить, что во времена, наступившие после смерти хана Узбека, когда началось свертывание мамлюкско-татарских политических отношений, изготовление роскошных и вычурных документов с обеих сторон прекратилось.

Египетские послания писались на арабском и обычно монгольском языке. Для обмена документами с русскими в Орде использовались монгольский, тюркский и русский (во всяком случае, в прилагаемом переводе) языки.

Существовал также довольно оживленный обмен дипломатическими посланиями с официальными лицами, по крайней мере из Египта и покоренной Руси, минуя хана. Это относится к наместникам и правителям отдельных областей Орды. Так, например, частично сохранилась переписка Ногая и послания наместников в Багдад, датируемых 1302 годом. Известно, что послов из Египта, прибывавших в Орду на кораблях по Черному морю, встречали сначала крымские наместники, которые состояли в дипломатической переписке с египетскими визирями. В египетской канцелярии для обмена письмами с четырьмя эмирами улусов[425], министрами и наместниками городов были заведены даже специальные формуляры, содержавшие подробные сведения о титулатуре[426].