Однако выбор правильного направления был дискредитирован практикой, которая изобиловала чиновничьим дуроломством, массовыми приписками, неумной и неумеренной пропагандой, бездушным отношением к низовому и среднему управленческому звену, включая массово изгоняемых из армии офицеров.

Показательно, как Хрущев распоряжался секретной информацией, полученной по линии разведки. Во время поездки в США в 1959 году в беседе с представителем США в ООН Лоджем он похвастался, что читал конфиденциальные послания президента Эйзенхауэра, потом упрекнул директора ЦРУ А. Даллеса, что его сотрудники продают свои шифры КГБ, в шутку предложив объединить ради экономии денег ЦРУ и КГБ. Соответственно, американцы быстро заменили все свои шифросистемы, нанеся советской разведке значительный урон.

Хрущевским реформам воспротивилась государственно-политическая система, главный реформатор был изгнан из Кремля, и государство возглавили представители следующего поколения, которое по логике исторического развития должно было прийти к власти на десять лет раньше, сразу после смерти Сталина и которое было оттеснено мощной фигурой Никиты Сергеевича.

Так или иначе, но хрущевское десятилетие вскоре увенчалось огромным достижением: в июне 1965 года из разведочной скважины в районе озера Самотлор в Западной Сибири ударил фонтан огромной силы — более тысячи тонн нефти в сутки. В следующем году было открыто уникальное Уренгойское газовое месторождение. Получив этот геологический подарок, советская экономика стала уверенно осваиваться в четвертом цикле. Это не могло не отразиться и на советской дипломатии,

В начале 60-х годов Хрущев совершил несколько ошибок и просчетов, которые значительно ослабили его авторитет. После XX съезда он успешно прошел трудное испытание в 1957 году, отбив попытку коллег его свергнуть. В Президиуме ЦК по-прежнему большинство оставалось за «сталинской гвардией», но среди кандидатов в члены Президиума и Секретариата явное преимущество было у сторонников первого секретаря. Это равновесие было неустойчивым и должно было завершиться кризисом. Перенеся центр управления экономикой в региональные совнархозы, Хрущев ослабил централизацию государства и ее сторонников. В апреле 1957 года он выдвинул задачу, которая оказалась авантюрной и привела сельское хозяйство на грань катастрофы — «Догнать и перегнать Америку по производству мяса, молока и масла на душу населения!». Для ее достижения требовалось увеличить продуктивность только мясной отрасли в 3,5 раза, что было просто нереально. Но идея стала воплощаться в жизнь без сопротивления членов Президиума.

* * *

К этому времени в карьере нашего героя произошло важное событие. В феврале 1957 года он стал министром. Его выдвинул Дмитрий Шепилов, перешедший с поста министра иностранных дел секретарем ЦК КПСС. О нашем герое он сказал Хрущеву так: «Это бульдог: скажешь ему — он не разожмет челюстей, пока не выполнит все в срок и точно».

Личные отношения Хрущева и Громыко были трудные. Вот как вспоминал об этом Анатолий Ковалев, бывший заместитель министра иностранных дел: «Хрущев, особенно на первых порах, допускал грубости в отношении Громыко. Тот терпел-терпел, но не забывал. Окружение Хрущева пыталось подмять МИД под себя».

Во второй половине мая между членами Президиума ЦК Молотовым, Маленковым, Кагановичем, Булганиным, Первухиным, Ворошиловым начинаются переговоры об отстранении Хрущева, которому предусматривался пост министра сельского хозяйства, министр обороны Жуков тоже в них участвовал и соглашался, что надо вообще устранить должность первого секретаря ЦК. По сути, это был заговор, подобный заговору против Берии, но без намерения физически устранить противника.

Заговорщики оказались плохими организаторами. 18 июня состоялось заседание Президиума ЦК. У оппонентов Хрущева было большинство, и они, подвергнув резкой критике его деятельность, могли бы быстро принять нужное решение. Вместо этого они вступили в полемику, уступили нажиму меньшинства и согласились перенести заседание на утро 19 июня.

На следующий день в зале уже присутствовали большинство сторонников Хрущева, кандидатов в члены Президиума, секретари ЦК. Маленков снова обвинил Хрущева в том, что он неправильно строит отношения между партией и государством, формирует свой культ личности, ошибается в лозунге «Догнать и перегнать Америку» и т. д. Неожиданно в зале появилась большая группа членов ЦК, которых ночью доставили в Москву на армейских самолетах. Среди них было много военных. Они настояли на созыве пленума ЦК и рассмотрении на нем конфликта.

Пленум собрался 22 июня, на нем выступил маршал Жуков, который сказал о причастности к массовым репрессиям Маленкова, Молотова, Кагановича, Ворошилова. Из его речи следовало, что возвращение к власти этих людей повергнет политическую элиту в новые репрессии. После горячей дискуссии победа осталась за более молодыми сторонниками Хрущева, в числе их были и Громыко, Брежнев, Полянский, Шелепин, Фурцева и другие деятели, которые вскоре заняли лидирующие позиции в политической верхушке. Наш герой в своем выступлении даже заметил, что члены антипартийной группы «не замечают, что люди выросли и буквально, и политически», имея в виду новое поколение.

Из состава Президиума вывели Маленкова, Молотова, Кагановича, из кандидатов в члены Президиума — секретаря ЦК, бывшего министра иностранных дел Д.Т. Шепилова. Булганин и Ворошилов, признавшие свои ошибки и покаявшиеся, были оставлены в Президиуме, но лишились прежнего авторитета. Зато в составе Президиума появились Л.И. Брежнев, Е.А. Фурцева, Н.М. Шверник, М.А. Суслов, А.И. Микоян, Г.К. Жуков и другие сторонники Хрущева. В истории Советского Союза был создан прецедент решающего вмешательства бюрократического аппарата в судьбу первого лица государства. Впоследствии, почувствовав свою силу, аппарат сместит и Хрущева.

Громыко на пленуме полностью поддержал внешнеполитические инициативы Хрущева, сказав, в частности, что благодаря ему были нормализованы отношения с Западной Германией. «Не будь этого, возможно, бундесвер был бы вооружен атомным оружием. Были сорваны и во всяком случае замедлены планы развертывания западногерманской армии в значительной степени потому, что мы, учредив свое посольство, дали богатую аргументацию социал-демократической оппозиции в Западной Германии». Не пощадил Андрей Андреевич и своего «крестного отца» Молотова, сказав, что тот возражал против инициатив Хрущева. По словам Громыко, лично он «просто преклоняется» перед «огромной работой большой государственной важности» Хрущева.

Словом, наш герой закономерно был в числе победителей, что было особенно заметно на фоне провала его предшественника Шепилова, который, тоже будучи представителем молодого поколения, тем не менее поддался эмоциям и выступил против Хрущева («Хрущев надел валенки Сталина и стал в них топать»). Громыко же проявил железную выдержку.

Необходимо сказать несколько слов о Шепилове: комсомол, Московский университет, прокуратура в Якутии, аграрный Институт красной профессуры, политотдел совхоза в Сибири, Институт экономики Академии наук (в то же время, что и Громыко), доброволец в Великую Отечественную войну, член Военного совета армии, генерал-майор, заместитель начальника Главного управления пропаганды и агитации Вооруженных сил СССР, редактор газеты «Правда» по военному отделу, заместитель начальника Управления пропаганды и агитации ЦК, главный редактор «Правды», министр иностранных дел, член-корреспондент Академии наук СССР, секретарь ЦК и кандидат в члены Президиума ЦК. Это биография человека того же поколения, что и Громыко, только еще более яркая. Но в МИД он оказался не на своем месте. Чего стоило только одно его выступление перед послами, в котором он объяснял им «Капитал» Маркса! То, что он вопреки логике и бюрократическим законам вдруг примкнул к «антипартийной группе» соратников Сталина, отодвигаемых Хрущевым, характеризует его как человека, не терпящего несправедливости. А несправедливость заключалась не столько во взаимоотношениях внутри старшего поколения, а в самой фигуре первого секретаря ЦК. Никита Сергеевич, несмотря на одаренную натуру, был в международной политике опасным явлением. Вот как написал Шепилов в своих мемуарах: «Стремительная эволюция Хрущева — от мужиковатого самобичевания: “да Хрущев говна Сталина не стоит” до царственного величия — происходила на наших глазах. Он стал критиковать румынского руководителя Георгиу-Дежа, распекал албанских лидеров Энвера Ходжу и Мехмета Шеху, начал поучать умнейшего Тольятти. Но больше всего его начал раздражать со временем именно Мао Цзэдун».