– Молю Бога каждый день, думаю, что не вынесли.

Они зашли в тёплый шатер, сели возле печки, кавалер приказал Ёгану согреть вина. И начать разговор не решался, пока сам Ипполит, не задал вопрос:

– Господин, случилось, что?

– Да нет, просто давно мы с тобой не разговаривали.

– Может вы об аутодафе, о колдуне поговорить желаете? Думаете, если в Ланне нас на трибунал вызовут, что будем говорить?

– Говорить будем только правду,– твёрдо произнёс рыцарь.– Нам нечего боятся, ты ведь хранишь записи нашего суда?

– Храню господин, не извольте волноваться.

– Хорошо, но я о другом хотел спросить.

– Да, господин.

– Ты когда-нибудь, слыхал о хвостах у баб, или девок?

– Каких хвостах, господин?– Не понял монах.– Из меха, я в махах не больно смыслю, в действе в горах мы носили меха, да то всё из козлов, да баранов, а что за меха из хвостов женщин прельщают, я и не знаю.

– Да какие меха, – морщился кавалер,– я тебе про хвосты, вот если у бабы есть хвост, ну, к примеру, раньше не было, а тут вдруг появился. Или… Ну не знаю, есть ли хвосты у баб? Бывают? Ты слыхал про такое?

– Так у ведьм, хвосты бывают. – Произнёс брат Ипполит. – Про то в книге моей писано.

– Врёшь, – не верил волков,– я в Рютте ведьму пытал, не было у неё хвоста.

– Так не у всех они бывают, только у самых лютых. У меня в книге сказано: коли есть подозрение, что баба ведьма, смотри рыжая ли она,– как по писаному говорил монах,– а потом так ставь её на колени, и склоняй к земле, подними подол и гляди крестец. Гляди есть ли хвост. Или шрам или ожог. Ведьма завсегда хвост свой прячет, либо во чрево своё женское, чем тешит беса своего, либо в анус, а самые ушлые режут его, и огнём прижигают. На том и след остаётся. Так, что у той ведьмы в Рютте может и был хвост, да выжгла она его, вы ж её крестец не глядели?

– Не глядели, – задумчиво говорил кавалер.

– Но даже если и нет хвоста, не верь бабе на слова её,– продолжал монах,– естество бабы лживо. И без хвоста ведьмы есть. А где вы увидали хвостатых баб, господин?

– Сон дурной видал,– всё так же задумчиво отвечал Волков.

– Плохой сон господин, видеть во сне ведьму – то к лиху. – Сказал молодой монах.– Хотя настоятель наш говорил, что сны толковать, то лукавого тешить.

Ёган принёс горячее вино, бросил туда мёда, брат Ипполит был тому рад, благодарил и пил вино с удовольствием. А кавалер пил не замечая, как воду и думал молча:

– Значит, хвостатую бабу видели,– продолжал монах.

– Да, – отвечал рыцарь, – говоришь самые лютые ведьмы так все с хвостами?

– Да господин, в книге так и писано, а ещё там писано, как такую бабу увидишь так, нужно святому отцу сказать. Он знает, как с ней быть.

– Так и мы с тобой знаем, как с ней быть,– кавалер уставился пристально на юношу.

– С кем?– Растерянно спросил брат Ипполит.

– С хвостатой бабой, дурень,– усмехнулся Волков.– Ты если о такой узнаешь или услышишь где, ты сначала мне сажи, а не первому святому отцу какого встретишь. Понял?

– Понял, господин,– отвечал монах, ставя пустой стакан на стол.

– Ну что согрелся?

– Согрелся, господин

– Ступай, гляди за хворыми.

Монах ушёл, а Волков всё сидел, и седел вертя пустой стакан,

из-под вина, в руке. Долго сидел, пока не пришёл Брюнхвальд и не сказал, что кровать готова. Тогда кавалер велел Ёгану, собирать обед. И пригласил Брюнхвальда есть с ним.

Ночью, он лежал на новой кровати, в перинах и думал об Агнес, он не знал, как с ней быть. Стала она своевольна, разговаривала с ним теперь как с равным. Злая стала как дурная кошка, готовая выпустить когти, когда вздумается, но опасна она, становилась не по этому. Тут он её смог бы держать в узде. Не сама она, конечно, ему угрожала, он её не боялся. Но…

Хвост! Дурь, да срам. Смешно сказать, хвост у бабы растёт. Предмет скабрезных шуток, да сальных рассказов, а как вдуматься, то ясно становится, что дело то не шуточное. Какие уж тут шутки. Ведьма! ВЕДЬМА! Тут, костром пахнет или цепями, да подвалом. Держать при себе, ему рыцарю Божьему, ведьму, да ещё и хвостатую, как говорил монах – лютую, шутка ли. Хвост у неё растёт! Ведь узнают рано или поздно, узнают. Хитры и изворотливы попы из Ланна, они выяснят, пронюхают. И что тогда, подвал да железо, вряд ли его на костёр поволокут, хотя желающие сделать так – будут? Ну, уж нет. Погнать её нужно, по-другому никак.

А как он будет без неё? Ногу кто ему лечить будет, когда её снова крутить начнёт от усталости или от холодов? А кто в шар глядеть будет, кто ему подскажет будущее? Кто от беды предостережёт? Хотя теперь у него опасностей поубавится, сядет он в городе тихонько, да будет порох варить, да мушкеты делать. Деньга теперь у него есть. Больше, военным делом, у него нужды заниматься нет. На сей раз обошлось без ран, и то Богу спасибо. Может теперь он и обойдётся без неё. Может, обойдётся… А боль в ноге… Ну так что ж боль дело солдатское – потерпит.

В общем, ворочался кавалер, мучился, сон к нему не шёл. А мысли в голову лезли. И Брунхильда, шалава гулящая не пришла, хотя и кровать и перина у него уже были, для неё всё делали.

Заснул он только глубокой ночью.

– Хорошее у вас вино, – говорил Брюнхвальд.

– Хорошее, – соглашался кавалер,– я долго на юге был, там знают толк в винах. Сегодня поутру посла ведро вина нашему стражу фон Пиллену. Надеюсь, он будет доволен. Вчера он мне перины прислал.

– Он добрый человек, выпьем за его здоровье.

– Выпьем.

Они выпили, стали есть.

– Значит, с императором на юге воевали?– Спрашивал ротмистр.– В рыцарях?

– Нет, рыцарское достоинство я получил месяц назад, а до того в солдатах.

– Вот как?– Брюнхвальд удивился.– Заслужили, значит, рыцарство?

Волков не захотел рассказывать историю про мощи, просто ответил:

– Ну, раз дали может и заслужил.

– Зная ваше упорство, думаю, что заслужили честно.– Произнёс ротмистр.– На юге в ландскнехтах были?

– Когда у вашего родственника служил, полюбил коней, и на юг на коне приехал, хотел к иберским хинетам пойти, или в имперскую кавалерию, если бы взяли, да украли коня у меня там сразу. Денег наскрёб на арбалет, так с арбалетом и воевал всю жизнь. Ну а вы, как и где служили?

– Я только с еретиками воевал. Как началось всё, так и пошёл воевать, с тех пор воюю.– Отвечал Брюнхвальд невесело.

– И как всё у вас началось?

– Я и мои люди из Эксонии. Как сын сатаны, монах чёрта, прибил свои тезисы к воротам храма в Эрбереге, так и у нас безбожники, появились. Их бы сразу перевешать, да мы дурнями были, думали, одумаются. А через полгода банда еретиков пришли в наш храм поругали нашего попа, плевали и били наши иконы, и стали бахвалится и ругаться. Я и другие добрые верующие побили их. Они взяли дреколье и опять пришли, и тогда мы пошли, разбили их поганую молельню, и их лжепопа проучили. Они затаились, но престали пускать наших на рынок, что был у восточной стены. Говорили, что торгуют наши тухлятиной, да ещё и выбрали торгового голову, а он был ярый еретик, и стал чинить беззакония, всем нашим. Выгонять с рынков, требовать мзду неправую.