Наверх.

* * *

На какое-то мгновение он даже поверил, что оказался совсем один в этом месте, где некогда жил он, М. Л. Хаззард, Мастер.

Он включил фонарь, чтобы увидеть, где находится, и, как когда-то Юэн, обнаружил себя стоящим в коридоре с белыми стенами и вереницей черных дверей по обе его стороны. Пол пушистым ковром покрывал толстый слой пыли. Ни один звук не нарушал звенящую пустоту этого помещения уже много десятилетий.

Как будто само пространство затаило дыхание?

Он помогает всем, кто приходит к нему.

Себу пришлось приложить некоторое усилие, чтобы выдавить из себя первый звук. Сначала это был невразумительный сип, потом хрип, еще одно небольшое усилие – и его голос постепенно окреп. Звук собственного голоса – вот что помогало ему пока оставаться в своем уме. Кроме всего прочего, разговор вслух поддерживал его моральный дух и помогал его ступням сохранять контакт с досками пола.

– Я пришел! Ты здесь?

На мгновение он замер, испугавшись, что кто-то вот-вот толкнет изнутри одну из шести черных дверей.

Он вспомнил одну деталь из записок Юэна и подошел к третьей двери справа. Открыл ее.

В зеркале напротив двери он увидел себя, входящим в комнату.

В комнате он обнаружил картину, которую описывал Юэн. Портрет мальчика, написанный масляными красками. Мальчик сидел в кресле. Блондин с густыми кудрявыми волосами. В руках он держал плюшевого медвежонка. То же самое обитое бархатом кресло стояло под самым портретом. Тот же самый медвежонок, прислонившись к подушке, сидел в этом кресле. Он был тем же самым, но на много лет старше: шерсть его во многих местах вытерлась.

Удивительно, но в комнате было совсем немного вещей. Кушетка, на которой в ряд сидели антикварные игрушки во главе с большой куклой. Это была некрасивая кукла-девочка, одетая в белое платье и кардиган ручной вязки. До ее волос, вероятно, добралась оставшаяся в одиночестве маленькая хозяйка: они были безжалостно и безобразно подстрижены. На лице куклы застыло выражение крайнего удивления.

Рядом с ней сидел еще один медвежонок, бок о бок с ним кукла, изображающая китайца. Четвертой была совсем маленькая куколка в белом детском комбинезоне, с угольно-черными волосами и головой не больше конского каштана.

На крючке на внутренней стороне двери висела белая детская ночная рубашка с кружевами.

Именно эту комнату использовало ОПИ для тренировки своих адептов, сюда они направляли свои астральные тела. Разве не за эту комнату Юэн получил свое высокое одобрение? Было ли это место каким-то этапом в длинной череде испытаний? Некая знаменательная комната для измерения достижений перед тем, как выпустить горемычные души дальше, за эти черные окна, в туманную пустоту. Не здесь ли брал начало безводный поток Хаззарда, из которого немногим было суждено выбраться?

Себ вышел в коридор и закрыл дверь.

Во второй комнате он нашел карточный стол. Он был приготовлен для четырех игроков. Перед каждым стулом лежала одна перевернутая карта.

По стенам стояли пустые книжные шкафы и небольшая тумбочка с тремя фигурками: покрытый глазурью фарфоровый петушок и две белые керамические мисочки с узором из голубых цветов. Рядом бесхозно стояла пыльная серебряная тележка с напитками.

Спальня Мастера была точно такой, как ее описывал Юэн в своих заметках. Это была комната женщины. Здесь все еще стояла большая железная кровать, аккуратно заправленная отделанным кружевами бельем. Рядом – задрапированный белой тканью туалетный столик со множеством разнокалиберных старинных бутылочек.

К спальне примыкала небольшая гардеробная. Себ осветил ее своим фонарем, и тьма отступила, черной патокой разлившись по сторонам от луча его фонарика. В широкой нише открылся взору большой ряд женских пальто и платьев. Над запыленными предметами одежды находились полки со шляпными коробками, а на полу стояло не менее полусотни пар обуви, некоторые – совсем стоптанные.

Комната Дианы.

И эта комната всегда была здесь. Всегда. Неосвещенная. За этими стенами, внутри порождающей эхо пустоты этого здания, она была здесь. Затхлая одежда, которую некому было носить. Мебель, покрытая пылью.

Была ли эта комната также неким этапом или предостережением?

Внезапно его накрыло ощущение присутствия здесь некой силы. Силы настолько могущественной, что она могла протянуться далеко за пределы Хантерс Тор Холла: сквозь темные окна, сквозь крышу – все дальше и дальше. Себу захотелось свернуться клубком и завыть. Руки его задрожали, и луч фонаря заплясал по стенам.

Он пришел сюда за знаком, но чье-то чужое влияние подчинило его своей воле. Он почувствовал это. С каждым мгновением прошлое этой комнаты и ее временного постояльца ширилось и росло в его сознании, пока он не перестал сам осознавать себя.

Он ощутил такое великое неудобство находиться внутри своей кожи, какого даже не мог себе представить. Он, казалось, чувствовал каждый, самый мелкий волосок своего тела. Каждый из них был наэлектризован, и от каждого он получал мелкий, но весьма ощутимый электрический разряд. Он застонал, с ужасом осознав, что это было результатом воздействия этой невидимой силы.

С каждой секундой боль становилась все более невыносимой. Он неуклюже развернулся и бросился вон из комнаты. Белый луч фонаря скользнул по стоящему на столе в дальнем конце комнаты зеркалу.

В зеркале он увидел, что в кровати кто-то сидит. Очень прямо. Белая обескровленная кожа, как у человека, найденного замерзшим в арктическом льду. Но это было лишь в зеркальном отражении – в настоящей кровати никого не было. Луч фонаря немедленно подтвердил его догадку. Кровать оставалась пустой: он не увидел на подушках головы в женском парике с неумело накрашенным лицом (а может, косметика просто растеклась по щекам из-за слез?), головы, слишком большой для худой скелетообразной шеи. Не было и улыбки, ощерившейся зубами цвета древних костей.

Себ с облегчением вздохнул.

Но у комнаты были на него другие планы. Он ощутил пряный мускусный аромат. Он обволакивал и завораживал его, как ранее его заворожил запах цветущего розария. Он почувствовал легкое прикосновение шелка к своей голове.

И в ту же минуту понял, что ноги его оторвались от досок пола. Он расставил руки в стороны, чтобы не потерять равновесия. Кровь, должно быть, отлила от головы: он ощутил легкое головокружение. В глазах потемнело.

Он проснулся.

Он смотрел сам на себя с противоположного конца комнаты. Вот он какой: скрюченный от страха, рот по-идиотски открыт, куртка застегнута до самого подбородка.

Себ переместил немного ноги, так как почувствовал, что вот-вот завалится вперед. Что-то похожее на морскую волну подхватило его и перевернуло через голову. Перед глазами все замелькало, вызывая тошноту и головокружение, охватившая паника заставила его окончательно проснуться.