Во время уже описанной третьей атаки торпедоносцев крейсеры Придхэм-Уиппелла находились всего в 10 милях от итальянского флота. Они слышали грохот канонады и видели впереди прямо по курсу оранжевое зарево, освещавшее пол горизонта. Для Каннингхэма настал трудный момент решать, что делать дальше. Он считал что зайдя так далеко, было бы глупо и досадно не приложить всех усилий, чтобы уничтожить «Витторио Венето». Вместе с тем, командующий понимал, что итальянский адмирал уже осведомлен о местоположении и составе его флота. Противник располагал многочисленными крейсерами и эсминцами, и любой решительный адмирал в такой ситуации без колебаний использовал бы все эсминцы при поддержке своих крейсеров, также имевших торпедные аппараты, для атаки преследующего флота.

На совещании штаба флота Барнард, Пауэр и Браунригг решительно высказались против преследования. Они доказывали, что глупо, очертя голову, бросаться вслед за отступающим противником с тремя старыми неповоротливыми линкорами и авианосцем, рискуя быть обездвиженными и оказаться днем в пределах досягаемости вражеских пикирующих бомбардировщиков. Барнард напомнил, что линкоры давно не практиковались в ведении ночного боя. а это чревато тем, что английские корабли могут нанести повреждения друг другу. По свидетельству Барнарда, командующий внимательно выслушал их и сказал: «Вы — стайка трусливых скунсов. Пойду-ка я поужинаю, и если после ужина мой моральный дух не укрепится, будет по-вашему».

«Мой моральный дух был определенно высок, когда я вернулся на мостик», — вспоминал Каннингхэм, — «Я приказал ударной группе эсминцев идти вперед, найти противника и атаковать его. Мы упорно продолжали преследование, однако с некоторыми сомнениями в наших умах относительно того, как наши 4 оставшихся с линейным флотом эсминца сравняться с эсминцами противника, если итальянцы решат нас атаковать. На этом этапе вражеский флот, по нашим подсчетам, опережал нас на 33 мили и двигался со скоростью около 15 узлов».

Теперь известно, что английский адмирал в своих расчетах ошибался. В действительности итальянский флот шел со скоростью 19 узлов и опережал английские линкоры на 57 миль, а не на 33. Якино окончательно успокоился. Правда, его флагманский корабль получил повреждения, но с учетом тех неистовых атак с воздуха, которые им пришлось пережить, все могло окончиться гораздо хуже. Аварийные подразделения «Витторио Венето» работали отлично и полностью контролировали ситуацию. Якино имел все основания полагать, что уже ничто не сможет помешать его кораблям возвратиться в Торанто. Однако благодушные размышления итальянского адмирала были прерваны шокирующим известием о том, что один из его крейсеров «потерялся». Каттанео сообщил, что тяжелый крейсер «Пола» торпедирован и обездвижен. Он просил разрешения вернуться и взять его на буксир. Якино не мог бросить тяжелый крейсер на произвол судьбы. Он разрешил соединению Каттанео возвратиться и оказать помощь подбитому кораблю. Итальянский флагман продолжал пребывать в уверенности, что британские линкоры стоят в Александрии!

В 21.11 Придхэм-Уиппелл доложил, что радар «Ориона» обнаружил крупный неопознанный корабль, стоящий совершенно неподвижно в 5 милях справа. по борту от них, и передал его координаты. Линкоры слегка сместили курс вправо, чтобы сблизиться с неподвижным кораблем. На «Уорспайте» радар отсутствовал, но с «Вэлиента» доложили, что его аппаратура засекла тот самый корабль в 6 милях справа по курсу. Специалисты с «Вэлиента» определили, что длина его корпуса составляет не менее 200 м. Надежды англичан сразу воспрянули. Это мог быть только «Витторио Венето»! Колонна линкоров сместила курс на 40° вправо, корабли сомкнули интервалы. Все расчеты стояли на боевых постах, главный калибр изготовился к бою. Орудийные башни развернулись в нужном направлении. Решение командующего повергло молодых штабных офицеров в шок. Если это вражеский линкор значит при нем наверняка находятся эсминцы. Все правила ортодоксальной тактики в таких случаях однозначно предписывали линкорам уходить в противоположном направлении, а не сближаться с неизвестной опасностью. Посмотрев на вытянувшиеся лица своих штабистов, Каннингхэм сказал: «Подойдем, посмотрим, что там за корабли и как быстро мы сможем их потопить».

Новый начальник штаба флота, сменивший на этом посту Алджернона Уиллиса, коммондор Джон Эд ел стен осматривал горизонт в бинокль. В 22.25 он спокойно сказал, что видит впереди два больших крейсера и один малый, которые пересекают курс колонны линейных кораблей слева направо. Каннингхэм навел свой бинокль в нужном направлении, и увидел их. Пауэр, бывший подводник и выдающийся специалист по распознаванию силуэтов кораблей, тут же объявил, что это два тяжелых крейсера типа «Зара» с легким крейсером во главе. Действительно, это были «Зара» и «Фиуме» возглавляемые эсминцем «Альфиери». В некотором отдалении от них, невидимые для англичан, шли еще три эсминца — «Джиоберти», «Кардуччи» и «Ориани». Все они спешили на помощь подбитому «Пола».

Ночной бой у мыса Матапан многократно описан в классических трудах по военно-морской истории, и поэтому здесь будет более уместно привести личные впечатления Каннингхэма.

«С помощью сигналов радиопередатчика, действующего на коротких дистанциях, линейный флот развернули в линию, бортом к неприятелю. Вместе с Эделстеном и офицерами штаба я поднялся на верхний командирский мостик, откуда мог отлично видеть все вокруг. Следующие несколько минут мне не забыть никогда. В нависшей гробовой тишине, которую можно было буквально потрогать на ощупь, слышались только голоса дальномерщиков, наводивших орудия на новую цель. Раздавались приказы, повторяемые в центральном посту управления артиллерийским огнем, размещенном в рубке позади нас и немного выше. Было видно, как внизу башни развернулись и 15-дюймовые орудия нацелились на противника. Никогда в своей жизни я не испытывал более захватывающего момента, когда услышал спокойный голос из артиллерийского поста: „Наводчик видит цель“ — явное свидетельство того, что орудия готовы и его палец находится на спусковой кнопке. Расстояние до противника не более 3800 ярдов — прямая наводка.

Должно быть именно старший артиллерийский офицер флота капитан III ранга Джеффри Барнард отдал окончательный приказ открыть огонь. Раздался звон артиллерийского гонга. За ним последовала гигантская оранжевая вспышка и неистовый толчок отдачи от выстрела шести (так в тексте. — Д.Л.) громадных орудий, выстреливших одновременно. В ту же секунду эсминец сопровождения „Трейхаунд“ осветил своим прожектором один из крейсеров противника, серебристо-голубой силуэт которого отчетливо проступил в темноте. С первым залпом сразу же включились и наши прожекторы, ярко осветив то, что еще недавно выглядело призрачными силуэтами. Я отчетливо увидел, как шесть наших тяжелых снарядов пролетели в воздухе. Пять из них ударили в борт крейсера, в нескольких фунтах ниже верхней палубы и взорвались вспышками ослепительно яркого пламени. Итальянцы оказались совершенно неподготовленными. Их орудия даже не были приведены в боевую готовность. Их беспощадно разнесли вдребезги, прежде чем они смогли оказать хоть какое-то сопротивление…

„Вэлиент“ у нас за кормой открыл огонь почти одновременно. Его снаряды также нашли свою цель, и когда „Уорспайт“ переключился на другой крейсер, я видел, как „Вэлиент“ разнес противостоявший ему корабль на куски. Скорость его стрельбы поразила меня. Я никогда не думал, что можно стрелять так быстро из таких больших орудий. Состояние итальянских крейсеров было неописуемо. Целые орудийные башни и массы крупных обломков, вращаясь, взлетали в воздух и падали в море. Через короткий промежуток времени сами корабли превратились в пылающие факелы, охваченные пламенем от носа до кормы. Весь бой продлился не более нескольких минут».