Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я люблю тебя, – думает она. – Я люблю тебя. Пожалуйста, останься. Я не знаю, что буду делать, если ты уйдешь».
Она думает об этом, но не говорит. Это было бы несправедливо по отношению к ним обеим.
КРЭЙГСЛИСТ НЬЮ-ЙОРК > БРУКЛИН > СООБЩЕСТВО > ИЩУ ЧЕЛОВЕКА
Опубликовано 10 октября 2004 года
Девушка в красных кедах из «Кью» (Бруклин)
Прошу прощения, если это не подходящее место для такого, но я не знаю, куда можно обратиться. Не ищу романтических отношений. Я ехала в «Кью» со своим сыном в среду вечером, когда девушка с короткой стрижкой около 25 лет подошла к нам и предложила моему сыну значок с ее куртки. Это был значок в честь гей-парада из 70-х, явно любимая антикварная вещь. Мой сын переживает не самое легкое время с тех пор, как совершил каминг-аут в этом году. Ее добрый поступок повлиял на всю его неделю. Если вы думаете, что можете ее знать, пожалуйста, сообщите мне. Я очень хочу ее поблагодарить.
В итоге требуется всего один телефонный звонок, чтобы Гейб согласился встретиться с Майлой за кофе.
– Что я могу сказать? – говорит Майла, натягивая ужасно тонкую майку. – Это я убежала.
– Я пойду с тобой, – говорит ей Огаст. Она набрасывает сумку на плечо, проверяя карманный ножик и дубинку. – Это может быть уловкой, чтобы оказаться с тобой наедине и добиться кровавой мести.
– Так, «Дэйтлайн», остынь, – говорит Майла, поправляя волосы. – Я в восторге от инстинктивного недоверия к цисгендерным гетеросексуальным белым мужчинам, но Гейб безвреден. Он просто скучный. Очень скучный, но считает себя очень интересным.
– Как он получил работу в «Делайле»?
– Он из нью-йоркской семьи, поэтому его папа – арендодатель. Он натурал до мозга костей.
– И ты встречалась с ним, потому что?..
– Слушай, – говорит Майла, – мы все по молодости совершаем ошибки. Просто так получилось, что моя ростом метр девяносто и выглядит как Леонардо Ди Каприо.
– Из «Выжившего» или из «Начала»?
– Ты охренеть как меня недооцениваешь, если считаешь, что я согласилась бы на что-то меньшее, чем «Ромео и Джульетта».
– Черт, ладно, наверно, теперь я понимаю. – Огаст пожимает плечами. – Но я все равно с тобой пойду.
Гейб живет на Манхэттене, поэтому они садятся на «Кью», и Джейн втискивается между ними, пока они вводят ее в курс дела с последними обновлениями в плане.
– Должна сказать, я впечатлена, – говорит она, закидывая руку на плечи Огаст. – Это точно самое организованное преступление, в котором я участвовала.
– Когда ты мне расскажешь про остальные преступления? – говорит Огаст.
– Я уже тебе рассказывала. Почти все из них – вандализм. Самозахват помещений. Нарушение спокойствия. Время от времени взломы с проникновением. Иногда, может быть, мелкие кражи. Один случай поджога, но на мне была маска, поэтому никто не мог доказать, что это я.
– Это одни из самых сексуальных преступлений, – замечает Огаст. – Для людей, которые интересуются преступлениями. Прямо как Джон Бендер из «Клуба “Завтрак”».
– Это… – начинает Майла.
– Я знаю, – говорит Джейн. – Огаст рассказывала мне о «Клубе “Завтрак”». – Майла кивает, успокаиваясь.
Огаст заставляет Майлу дать ей войти в кофейню на минуту раньше, чтобы не сорвать прикрытие, поэтому она сидит за баром с кофе со льдом, когда входит Майла. Она пытается понять, какой из парней с черным кофе и потрепанным «молескином» может быть Гейбом, пока один из них с взъерошенными волосами и острым подбородком не машет Майле. Его талия обвязана фланелью, а на сумку нацеплен выцветший значок с Огурчиком Риком[51]. Огаст не представляет, что у них с Майлой могло быть общего. Он выглядит почти до трогательного радостным ее видеть.
Огаст сидит, откинувшись назад, потягивает кофе и проходится по своему домашнему заданию по подстанциям, которое она себе дала на эту неделю. Она сузила круг подстанций, к которым им нужен доступ, так что теперь осталось только убедиться, что они смогут попасть в пункт управления. Об остальном позаботится Майла.
Майла и Гейб заканчивают через час, она обнимает его на прощание и делает жест «позвони мне!», прежде чем выйти за дверь. Огаст минуту ждет, наблюдая за тем, как он смотрит ей вслед. Он выглядит так, будто вот-вот заплачет.
– Да уж, – говорит Огаст себе под нос, направляясь к двери.
Она встречается с Майлой ниже по улице, где она строчит в телефоне.
– Похоже, все прошло неожиданно хорошо.
Майла улыбается.
– Оказывается, он заблокировал меня в соцсетях, потому что не мог смотреть, как я живу без него. Что в принципе справедливо. Сучка живет великолепно. – Она поднимает телефон. – Он уже мне написал.
– Что он сказал насчет мероприятия?
– А, это лучшая часть. Ты только послушай: он получил работу, потому что его дядя – один из управляющих, поэтому он не сомневается, что у него получится убедить их дать нам помещение. Старое доброе кумовство приходит на помощь.
– Офигеть, – говорит Огаст. Она думает про Нико, вытаскивающего из своей колоды Таро туз мечей, про весь нефрит, который он в последнее время прятал по квартире. Возможно, это везение, но Огаст не может не чувствовать себя так, будто кто-то давит большим пальцем на чашу весов. – Что теперь?
– Он поговорит со своим дядей и завтра мне позвонит. Я пойду в «Билли» и поговорю с Люси о том, что нужно перенести вещи в новое помещение.
– Класс. Я пойду с тобой.
Майла выставляет руку.
– Не-а. Тебе надо позаботиться кое о чем другом.
– О чем?
– Тебе надо придумать, как поговорить с Джейн, – говорит она, показывая на станцию «Кью» внизу улицы. – Потому что, если у нас все получится и это сработает, ты можешь больше никогда ее не увидеть, а Нико говорит, что вам много что нужно друг другу сказать.
Огаст смотрит на нее, пока солнце отражается от ее солнечных очков и искрится по манхэттенскому тротуару. Город движется вокруг них, как будто они галька в ручье.
– Это… у нас все будет нормально, – говорит Огаст. – Она знает, что я к ней чувствую. И… и, если все закончится вот так, мы ничего не можем с этим поделать. Нет никакого смысла в том, чтобы портить то время, которое у нас осталось, грустя об этом.
Майла вздыхает.
– Иногда весь смысл в том, чтобы грустить, Огаст. Иногда просто надо это почувствовать, потому что оно того заслуживает.
Она оставляет ее на углу, смотрящую на острые вершины зданий, тяжелых под розово-оранжевым светом.