бабушки был куда сильнее. Даже при том, что заранее было ясно, к чему идет дело, все равно, момент, когда чьи-то ножницы откромсали ещё один кусок моих любимых декораций, отметился у меня в голове основательно. Правда, не добил до конца, потому что рядом оставался ещё один дорогой и близкий человек.

Нужно было готовиться к неизбежному, и я пытался. Убеждал себя, что мир не рухнет, что выкручусь, выкарабкаюсь, справлюсь, куда денусь. Наверное, даже убедил. Только в одно светлое солнечное утро стало понятно: все закончилось. Не осталось ни единой причины шуршать, шевелиться и просто двигаться.

Да, они должны находиться и найтись внутри, причины эти. Так говорят старые мудрые люди. Но когда самому до старости, а тем паче, до мудрости ещё шагать и шагать…

– Жертв и разрушений нет.

Это потому что лично я плохо старался. А искушение было, и ещё какое. Настучать обоим по первое и последнее число.

Вы ведь едва не отняли у меня то, ради чего снова захотелось жить дальше. На настоящий момент, по крайней мере. Даже понимая, что все способно повториться снова и снова, может быть, в куда лучшем воплощении, начинать сначала? Нет уж. Мне нравится уже существующее и имеющееся. Пусть оно большую часть времени оказывается утомительным и отнюдь не слегка оскорбительным, но и удивительным бывает тоже. Чаще, чем можно мечтать и надеяться.

Так что, буду штопать этот мир, сколько смогу. А потом ещё столько же.

– Да сготовлю я что-нибудь, Лерыч, не переживай.

– Конечно, сготовишь. Больше все равно некому.

На крайний случай, правда, можно того же Лелика припахать. Кухарничать он любит, и подопечные его вроде не жалуются на кормежку. Или квартирмейстера попросить о временном совмещении обязанностей. Не думаю, что Гриша будет против поделиться рабочей силой. Кроме того, без четырех лап дизайнера интерьера мне так и так не обойтись: нужно же где-то принимать гостью.

– Значит, зла не держишь?

Вот чего не надо делать, так это пытаться заглядывать мне в глаза. Потому что меня от смены фокуса реально крутит. То туда, то сюда. Тем более, расплывающиеся линии не позволяют точно понять, какую именно рожу корчит в данный момент мой лохматый…

Хм. Вот эта здесь явно лишняя. Линия. И эта тоже. И ещё пара-тройка их соседок. В материальном воплощении они, наверное, должны выглядеть царапинами, а в рентгеновских лучах– просто борозды, нарушающие цельность светящейся паутины внутренних Васиных проводов.

– Чем задело?

– Ась?

– Откуда у тебя это?– я провел пальцами по щеке. Своей, конечно.

– Да, порезался, когда брился.

Дело даже не в том, что он соврал, глазом не моргнув: любимое занятие, все-таки. Но сам факт…

Вася ведь всегда успешно избегает повреждений. В смысле, слишком ловок для того, чтобы получить примитивный синяк, не говоря уже о порезе. Уж я-то знаю, видел этого приключенца, в чем мать родила. И на всем протяжении его голой кожи не было ни единого, скажем так, изъяна. Никаких особых примет. Словно он нарочно с самого раннего детства только и делал, что уклонялся от всего подряд. А тут вдруг и не успел? Не верю.

– Рука дрогнула?

– Вроде того.

И ещё странность: если бы я трясся так над собственной шкурой, то явно был бы сейчас не в духе, а Вася, похоже, вполне доволен жизнью. Почти счастлив.

– Может, залечить нужно? Аптечек здесь вроде всяких вдоволь, так ты бы…

– Само заживет. Не к спеху.

Да и по тону можно подумать, что это не досадная бытовая травма, а чуть ли не награда. Знак отличия, ага. Исходя из заезженного принципа: шрамы украшают мужчину. Только лично я очень сильно сомневаюсь насчет правдивости этой фразы. Потому что имею сомнительное удовольствие наблюдать себя в зеркале. Позже, когда волосы отрастут, наверное, вид станет вполне приемлемым, но пока что…

– Лучше не трогай.

– М?

– Шов не береди. Он вряд ли разойдется, но береженого, сам знаешь.

Хотя, волосы волосами, а со лба шрам все равно никуда не денется. И челка тут не особо поможет, потому что спускается он под бровь, к самому глазу. Который теперь, наверное, до конца жизни будет казаться прищуренным, от чего нормальный человек наверняка заимел бы вид загадочный и глубокомысленный, а я выгляжу покалеченным придурком.

– Варс.

– Чегось?

– А как тут у вас с пластикой?

– С чем?

– Ну, природу свою правите? Тут подрезать, там нарастить. Для эстетики и косметики.

– Членовредительство подсудно и наказуемо.

– Это когда насильственно. А если по собственному желанию?

– Если желание, то да, тогда сразу к врачу. Чтобы мозги вправил, пока не поздно.

– Да причем тут…

– С чем пришел в мир, с тем и уходишь. Правило такое. Вроде из древних времен вырастает. У вас оно тоже давно должно быть.

– У нас… Ну да, есть. Только болше к моральным категориям относится, а над телом обычно изгаляются, кто во что горазд.

Кажется, на меня посмотрели с сожалением.

– Нет, если губы и грудь качают, конечно, часто форменное преступление получается, согласен. Но если травма, рубцы опять же, разве плохо их подправить и сгладить? И окружающим приятнее, и тебе самому.

– Следы когда путают? Когда убегают. А бегут обычно те, кто трусит.

Намек понял. Только от понимания легче не стало.

Маловероятно, что я в скором времени повстречаюсь с мышкой, но даже год спустя уродливая отметина вряд ли куда-то денется с моей головы. Честно говоря, представлял себе здешнюю бытовуху иначе. Прогресс, наука, технологии опять же. И такая мелочь, как регенерация тканей, должна вообще быть привычным повседневным…

А вот фиг, оказывается.

Всем подряд они занимаются через этот свой контур. Сами себе врачи в девяноста процентах случаев. Когда не могут справиться, да, специалистов вызывают, вроде Миши и Бори, но только для тонкой настройки все тех же, врожденных подручных средств. Вон, хоть того же Васю взять: полная и завидная автономность практически в любой ситуации.

– Я бы лучше убежал.

– От чего?

– От…

А с другой стороны если глянуть? Что мне мешало сидеть и ждать нормального исхода событий? Уже понятно, не тронул бы меня никто, да и тогда опасности не ощущалось. В конце концов, о насильственном уходе из жизни комендантши сами завели разговор, значит, всего и требовалось, что…

Не получилось. И по той же самой причине, которую я осознал только сейчас.

Эгоизм чистейшей воды, ага.

Моё. Не отдам.

– Серьезно, Лерыч?

– Чего?

– Тебя это напрягает?

Ага, как мне, так трогать нельзя, а как ему– можно щелкать пальцами прямо по рубцу?

– Больно, кстати.

– И хорошо. Значит, живой.