– Да уж, – заметил он. – Не хотел бы я тебя видеть, когда доставят все твои блокноты.

– Мои блокноты?

– Именно, – подтвердил он. – Йорн устроил, чтобы все переправили сюда. Включая книжные полки и прочее.

– Что-что? – поразился я. – Всю мою комнату?

– Я видел фотографии твоей комнаты. Клевая. Прям натуральный штаб. Но будь осторожен – а то глазом моргнуть не успеешь, они уже захотят устроить из твоей комнаты выставку. Я б на твоем месте послал их куда подальше. У них лапы загребущие – тянут ко всему, где хоть какой-то драйв. Видать, где-то по дороге забыли, что наука – это новаторство и опасности, а не заигрывания с публикой.

Я молчал, пытаясь представить себе, как доктор Йорн опустошает мою комнату неведомо для родителей. Уж конечно, они бы заметили! Уж верно, по крайней мере, Грейси показала им записку из банки с печеньем!

– Да, тебе тут парочка писем, – сообщил молодой человек.

Он протянул мне два конверта обычного размера и третий – побольше, из оберточной бумаги. На первом стоял адрес:

М-ру Т. В. Спивету

Смитсоновский институт

Каретный сарай

Вашингтон, Колумбия, 20013

Я узнал почерк доктора Йорна. И заметил еще, что штемпель на письме датирован двадцать восьмым августа – тем самым днем, когда я покинул Монтану. Я уже собирался разорвать конверт, когда молодой человек протянул мне серебряный вскрыватель для писем.

– Спасибо, – поблагодарил я. Мне еще не приходилось пользоваться такими приспособлениями – почему-то это придавало акту открытия письма официальность.{181}

Дорогой Т. В.!

Знаю, что все происшедшее стало для тебя настоящим шоком. Я как раз собирался рассказать тебе, что отправил твои работы в комитет по присуждению премии Бэйрда – но не хотелось давать тебе напрасных надежд. Обычно проходит несколько лет, прежде чем комитет хотя бы рассматривает твою заявку. Но так уж оно вышло, и они связались со мной сразу после звонка тебе, а когда я вам перезвонил, тебя уже не было!

Ты хоть представляешь, как перепугал твоих родителей! Я имел довольно долгую беседу с твоей матерью. Она сильно волновалась, да и я тоже, потому что тогда нам еще не сообщили из Смитсоновского института, что ты добрался. Скажи, ты и вправду проехал через всю страну на поезде? Что за опасная затея! Почему ты не обратился ко мне? Мы бы организовали твою поездку. Разумеется, я чувствую себя ответственным за все, что произошло. А твоя мама со мной больше и разговаривать не будет. Я вынужден был рассказать ей про нашу совместную работу, и теперь она, что вполне понятно, чувствует себя преданной – а может статься, ревнует или рвется защитить тебя – иногда мне бывает очень трудно понять Клэр. Хотелось бы мне, чтобы она все же осознала, какая замечательная возможность тебе представилась…

Позвоню тебе очень скоро. Поздравляю – и удачи!

Всего хорошего,

Доктор Терренс Йорн.

Так она все знает!

Я вскинул голову. Молодой человек все так же стоял на пороге, улыбался и не выказывал ни малейшего намерения уходить. Я старался не подавать виду, что, возможно, все пропало, что моя мать, вероятно, уже едет сюда, чтобы посадить меня под замок на веки вечные. Отгоняя эти мысли, я посмотрел на большой конверт из оберточной бумаги. На нем была отпечатана красная буква М. Я вдруг осознал, что и на вскрывателе для писем была такая же буква.

– Вы…

– Фаркаш? Я уж думал, ты никогда не спросишь. Фаркаш Эстебан Смидгалл, к твоим услугам.

Он слегка поклонился и дернул себя за кончик уса.

Я вскрыл второй конверт тем же серебряным вскрывателем. Мне это нравилось. Внутри оказался отчет мистера Ториано, тот самый отчет, который я когда-то обнаружил в архивах Бьютта, но потом потерял в ванной комнате: «Преобладание лоренцевых червоточин на американском Среднем Западе, 1830–1970»{182}. Видно было – отчет этот много раз копировали и перекопировали.

– Спасибо, – сказал я.

Фаркаш оглядел комнату, затем поманил меня к себе.

– Здесь разговаривать небезопасно, – прошептал он. – В Смити никогда не знаешь, подслушивают тебя или нет… но мне бы хотелось как-нибудь потолковать с тобой в подземельях. Борис сказал, ты попал в червоточину по дороге сюда.

– Да, – прошептал я, наслаждаясь таинственностью нашей беседы. – В смысле, мне так кажется. Не могу сказать доподлинно. Вот почему я и хотел прочитать этот отчет. Почему они все сосредоточены именно на Среднем Западе?

Фаркаш бросил подозрительный взгляд на изображение Джорджа Вашингтона.

– Расскажу тебе все, что мы знаем – но не здесь, – прошептал он. – Я подхватил работу с того места, где закончил Ториано… он так и не понял, почему именно Средний Запад. По его гипотезе, уникальные очертания литосферной плиты под долиной реки Миссисипи дают что-то вроде заикания в пространственно-временном континууме. Суть теории в том, что особенности строения и состава коренных пород в этой области в сочетании с множеством других сложных субатомных факторов порождают между сорок первой и сорок второй параллелями аномально высокую концентрацию квантовой пены… что, разумеется, приводит к частым аномалиям всякого иного рода. Главный вопрос – откуда там берется антивещество и как оно ухитряется удерживать червоточины открытыми достаточно долго, чтобы через них успел кто-то пройти. Позволь уж тебе сказать – не так-то легко сделать пространственно-временной туннель.