Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что делать? – удивилась Варя.
Женщины переглянулись, улыбнувшись.
– Слышала, что по ночам ходит ведьма и доит чужих коров? – спросила Ольга.
– Да, – ответила Варя. – Уже не в одном дворе видели ведьму. Говорят люди: страшная, в белой длинной рубашке, черные волосы распущены, висят до земли. Зайдет в хлев, сдоит корову, а потом утром из вымени аж кровь течет.
Женщины рассмеялись.
– Глупенькая! – беззлобно сказала Ольга. – Вот эта ведьма, перед тобой! – Она показала на Одарку.
– Не может быть!
– Смотри, никому ни слова! – Сестра погрозила пальцем.
– Хорошо, – согласилась Варя. – По крайней мере, теперь не буду бояться ведьмы.
Неделю ходил Павел Серафимович с охотничьим ружьем в надежде подстрелить хотя бы зайца. Далекие походы совсем истощили мужчину, которого и так уже шатало от постоянного недоедания.
– Папа, достаточно, – сказала ему Варя. – Каждый раз, когда вы идете, я не нахожу себе места, все вас высматриваю, переживаю, все ли у вас в порядке.
– И не уговаривай! – запротестовал отец. – Пару дней отдохну, наберусь сил и пойду опять. Странно, но за все время не видел ни одного зверя. Животных будто никогда и не было.
– Выловили всех, кого можно было, – заметил Василий.
– А ты б не разглагольствовал, а сам сходил, – упрекнула Варя.
На следующий день Василий взял ружье тестя и под вечер принес зайца.
– Уже успел и кожу снять! – обрадовалась Варя. – А зачем голову выбросил? Можно было бульон сварить.
– Попал в голову, ее раздробило, так я отдал Туману, – объяснил Василий.
– Вот и хорошо! – согласилась Варя. – Пусть и у него будет праздник.
Варя разделила мясо на небольшие кусочки, часть поставила варить для супа. Хоть заяц был тощий, решила не делать наваристый бульон: такой нельзя будет сразу давать полуголодным детям, да и на дольше хватит. Остатки сложила в чугунок, закрыла крышкой. В сенях холодно, поэтому мясо может храниться долго. Спрятала чугунок под шкафом, для верности крышку придавила камнем, чтобы кошка не достала. Не приведи господи учует Маша мясо, лапкой сбросит крышку и утащит.
Ужинали, как всегда, при плотно завешенных окнах. Дети охотно поели, а Маргаритка миску вылизала так, что и мыть не надо.
– Вкусно! – сказала. – А еще дашь?
– Дам, но не сейчас.
– Можно косточку Маше дать?
– Конечно!
– Где моя Маша?
– Действительно, где же кошка? Я ее со вчерашнего вечера не видела.
Варя взяла косточки, вышла во двор.
– Кис-кис-кис! – звала она кошку. Варя заглянула в коровник, прошлась за хатой – кошки нигде не было.
Туман поднял голову, унюхал давно забытый запах, жалобно заскулил. Варя подошла к собаке, подала на ладони мелкие косточки.
– Ешь, пока Маши нет.
Туман еле поднялся. Пес так высох, что едва стоял на дрожащих лапах. Бока у него запали, спина сгорбилась, зад качался из стороны в сторону. Он понюхал ладонь хозяйки, захрустел косточками.
– Что-то ты совсем отощал, – грустно сказала Варя.
Собака мгновенно проглотила еду и снова с надеждой смотрела в глаза. Варя отпустила Тумана с привязи, открыла перед ним калитку.
– Иди, Туман!
Собака, которая всегда просилась, чтобы ее отпустили побегать, получила свободу и не знала, что теперь с ней делать. Покачиваясь, виляя задом, Туман прошелся по двору, посмотрел на хозяйку.
– Иди на волю, мой дружок, – сказала она. – Или выживешь, прибившись к стае одичавших побратимов, или погибнешь свободным.
Туман, будто поняв ее слова, вышел на улицу, в последний раз прощально махнул женщине хвостом и поплелся по пустой улице.
– Прости, Туман, – сказала ему вслед Варя.
Кошка не пришла и завтра, не было ее и на третий день.
– Что ты ее выискиваешь? – нервно спросил Василий, когда Варя в который раз все обыскала, даже лазила на чердак. – Она уже не придет!
– Откуда ты знаешь?
В Вариной голове промелькнула ужасная догадка.
– Сама не догадалась?!
– Так ты…
– Именно так! Не зайца я подстрелил, нет!
– Как ты мог?! – сквозь слезы вскрикнула Варя.
– Я должен был смотреть, как от голода пухнут дети? Я вижу, тебе какая-то кошка дороже детей!
Варя со всего размаха влепила ему звонкую пощечину.
– Не смей больше так говорить! – озверела она. – Сам сделал бы что-то путевое, если о детях заботишься! То на отца надеешься, то кота убьешь! Больше ничего не можешь! Ты не мужик! Ты – тряпка! – кричала она, не помня себя. – Сидишь дома, ни за холодную воду не берешься! Хоть бы какую-то ворону подстрелил! Нашел кого убивать – беззащитную кошку! Пришел домой, охотник чертов!
– Варя, доченька. – Отец обхватил ее сзади. Варя не слышала, как он зашел в хату. – Успокойся. Я что-нибудь придумаю, обещаю!
– Не надо вам ничего делать, – сказал Василий. – Я уже решил: завтра пойду в город искать подработку, если повезет, то найду.
– Куда ты пойдешь? – возразил Павел Серафимович. – Павел уже пошел. И где он сейчас?
– Принял решение – значит, пойду! – заявил Василий. – Собери мне что-нибудь в дорогу, – обратился к жене.
Василий ушел из дома с решительным намерением устроиться на шахту. Он планировал дойти до Лисичанска, до железнодорожного вокзала. От кого-то услышал, что там собираются люди, поэтому, может, кто-нибудь что-нибудь подскажет или посоветует. Соблазняло то, что на шахтах выдавали хлеб не только шахтерам, но и членам их семейств. Павел Серафимович напомнил, что на предприятия берут лишь через оргнаборы, к тому же действовала паспортная система.
– Я все равно попробую правдой или неправдой устроиться на шахту, – настаивал Василий. – В Лисичанске шахтерам на паек дают один килограмм семьсот граммов хлеба, а еще и на неработающих членов семьи по четыреста граммов. Представляете, как бы мы зажили?
– Думаешь, ты один такой умный? – скептически сказал Павел Серафимович. – Там таких, как ты, хоть пруд пруди. Возможно, шахтеры и не бедствуют, но в городах тоже людям не сладко. Слышал, что магазины пустые, за деньги ничего не купишь, а из сел люди туда бегут.
– Если бы никто не мог устроиться, то и не было бы там никого, – настаивал Василий. – Смотришь, кому-то и повезет. Буду надеяться, что посчастливится именно мне.
Василий ушел с надеждой в душе, неся за плечами сумку с буханкой черного хлеба, бутылкой молока и парой портянок. Он вернулся через неделю, уже без всякой надежды, однако с несколькими буханками хлеба в сумке и пудом мякины.