– Давай договоримся так, – Ольга села рядом с сестрой, – окончательное решение за тобой. Пойдешь с нами, а там примешь решение, если, конечно, собираешься позаботиться о ребенке.

– Нет, это несерьезно! Идти неизвестно куда?

– Твой ребенок, тебе и решать, – подытожила сестра.

– Почему вы не хотите сейчас мне все рассказать? Что за тайны? – Варя ничего не понимала. – Мы идем просить милостыню? Может, воровать?

– Не хочешь идти с нами, так и сиди дома! Жди с моря погоды, а я своих детей все равно спасу! – недовольно сказала Ольга.

– Дайте мне время подумать, – уже колеблясь, попросила Варя.

– Думай до завтра, – ответила Ольга. – Только держи язык за зубами.

Варе не понравилась такая таинственность. Что-то ей подсказывало, что женщины задумали такое, с чем она может не согласиться. Но почему нельзя сразу раскрыть карты? Зачем куда-то идти, зимой, да еще и с малым ребенком?

«Не пойду с ними, пока не раскроют свой секрет», – решила Варя, направляясь к Уляниде.

Решение навестить Уляниду пришло к Варе внезапно, когда она возвращалась домой от сестры. Она не видела Уляниду с тех пор, как посетила ее после родов. Почему-то очень захотелось увидеть младенца, послушать странные рассказы Уляниды, которые трудно было понять, приходилось догадываться, что она хочет сказать. Варя надеялась услышать от Уляниды ответы на несколько своих вопросов. Только жаль, что пришлось идти с пустыми руками. Как она там одна, без мужа? Раньше к Уляниде шли люди, неся гостинцы, тем и жила одинокая странная женщина. Заходят ли сейчас? Приносят ли что-нибудь? Или людям стало безразлично, что с ними будет потом, лишь бы сегодня выжить?

Возле покосившегося плетня Уляниды стояла бабка, заглядывая во двор. Варя поздоровалась с ней. Старушка потянула носом воздух:

– Топится с самого утра, и чем-то так пахнет!

Варя посмотрела на дымоход. Оттуда шел дым, значит, Улянида дома и топит печь. Варя не стала упрекать соседку за ее чрезмерное любопытство, сразу пошла в хату. Она пробралась через сени сквозь развешенные повсюду пучки трав, ощупью нашла входную дверь.

Только Варя переступила порог, как почувствовала тепло и такой приятный запах чего-то давно забытого, что сразу заныло в животе. Улянида сидела за столом и что-то ела из миски.

– Привет, Улянидка! – поздоровалась Варя, обметая веником снег с валенок. – Чем это у тебя так вкусно пахнет? Неужели мясом?

Улянида, доев, положила на стол ложку, вытерла рот полотенцем.

– И будет своя плоть самой вкусной, – сказала загадочно.

До сознания Вари не успели дойти странные слова, потому что она невольно повернула голову к растопленной печи, откуда тянулся приятный запах вареного мяса. На припечке стоял чугунок, в котором еще булькал кипяток. Большие пузырьки подпрыгивали вверх, поднимая с собой… маленькие пальчики детской ручки. Варя ойкнула от испуга и увидела посреди стола макитру, из которой выглядывала головка младенца. Рядом лежало подаренное Варей для ребенка платьице со свежими пятнами крови.

Варя пошатнулась, чуть не лишившись чувств от страха, который мигом сковал ее по рукам и ногам. Она, не сводя глаз с Уляниды, спокойно продолжавшей сидеть за столом, попятилась, приоткрыла дверь, споткнулась о высокий порог и упала в сени. Вскочив, рванула на улицу, услышав позади дикий смех безумного человека.

– Я же говорила, что своя плоть будет самой вкусной! – кричала ей вдогонку Улянида, дико хохоча.

– Там! Там! – едва смогла сказать соседке перепуганная Варя. Ее мгновенно стошнило.

Когда пришло руководство и Уляниду вывели на улицу, собралась большая толпа. Люди тихо переговаривались между собой, и среди них блуждало новое ужасное слово «людоедка». Когда увидели Уляниду, притихли. С отчужденным взглядом, безразличным ко всему, прошла она сквозь толпу.

– Куда ее теперь? – спросила одна из женщин.

– В милицию! – ответил Лупиков.

– Людоедка! – крикнул кто-то, и из толпы полетел ком мерзлой земли.

От удара в спину женщина едва вздрогнула. Она медленно обернулась, увидела позади председателя сельсовета с макитрой в руках.

– Это мое! – сказала, вырвав из его рук сосуд.

Она вытащила за светлые волосики детскую головку с широко раскрытыми глазками, посмотрела бездумным взглядом, опустила ее назад.

– В какую милицию?! – подбежала к Быкову Варя. – Вы что, не видите, что она сошла с ума? Не понимает, что натворила? Она больна, ее нужно отвезти в сумасшедший дом!

– Там разберутся! – услышала в ответ.

Максим Игнатьевич попробовал отобрать макитру, но Улянида толкнула его в плечо.

– Это мое! – сердито сказала и прижала к груди макитру.

– Оставь ее, – приказал Быков. – Пусть сама держит.

Расталкивая людей, подбежал к Уляниде Иван.

– Улянидка! Моя дорогая! – Иван взял ее за плечи. – Моя любимая, как, как ты могла?! Это же наш ребенок, наш Иванко!

Мужчина смотрел ей прямо в глаза, легонько тряхнул за плечи. Улянида перевела на него безумный взгляд. Варе показалось, что на какое-то мгновение ее взор прояснился и в нем промелькнуло человеческое тепло, но нет, Улянида не узнала своего любимого, лишь смотрела растерянно и равнодушно, не понимая, кто он и чего от нее хочет.

– Как ты могла?! – в отчаянии вскрикнул Иван, заглянув в макитру. – Я же просил тебя беречь ребенка!

– Так я уже пойду? – тихо спросила она.

При всем народе, не стесняясь слез, Иван заплакал, увидев головку сына. Улянида покорно села на подводу, на колени поставила макитру, обняла ее руками. В толпе зашушукались: теперь, мол, ясно, чей ребенок, а Ольга и не знала.

– Про волка помолвка! – сказал кто-то, заметив Ольгу.

– Прощай, Улянидка! – вытерев глаза, взмахнул рукой Иван.

– Иди сюда! – Ольга потянула Ивана за руку.

На глазах у всех Ольга с размаха залепила мужу пощечину. Он не удержался на ногах, покачнулся, сел в сугроб снега. Иван закрыл лицо руками, наклонил голову.

– Дома я тебя убью! – прошипела разъяренная Ольга. Она быстро ушла, бросив напоследок: – Нашел, к кому бегать! К придурковатой! К людоедке!

Варя догнала Ольгу.

– Зачем ты так? – спросила сестру.

– Как? Я должна была радоваться?!

– Не нужно было туда идти. Ты опозорила не только мужа.

– Знаю! – Ольга резко ее перебила. – Я опозорена на все село. И не я себя, а он меня опозорил. – Сестра прошла несколько шагов молча, потом остановилась, спросила: – Ты видела ребенка, когда он… был жив?

– Да.

– Какой он? На кого был похож?

– Маленький беленький мальчик. Можно ли увидеть, на кого похож новорожденный?