84; Эрл. 11; Сад. 11; Вят. Сб. 6; Перм. Сб. 5; Красн. I, 52; II, 29, 37; См. 7, 229. Иногда вместо неверной сестры — выступает неверная, мать: Аф. 119 b. Такая редакция имеется и в репертуаре самой Винокуровой (Аз. I, 5 «Сын от цаловка»). Анализ текста дан во вступительной статье. Из других вариантов наиболее разработан вар. Перм. сб. (Текст А. Д. Ломтева), Мотив самопожертвования старика в сюжете об обещанном сыне, видимо, принадлежит к моментам личного творчества сказочницы.

20. «Про Перфила». Соединение двух сюжетов: «шут» (Анд. 1539) и «мужик хоронит трех попов» (Анд. 1730 I). Сюжет «шут» имеет обычно следующую схему: корова продана за козу; шляпа — все заплачено; палка, оживляющая мертвых; горшок, варящий сам собою пищу; лошадь, приносящая деньги и т. п. Герой должен быть брошен в воду или дает похоронить себя живым и колет из могилы ножом (см. в наст. сб. № 16). Варианты: Аф. 223 a-c; Сад. 32; Вят. сб. 135; Перм. сб. 21; Онч. 131, 269; Красн. I, 42; Сок. 5, 87, 104.

Соединение с сюжетом похорон попа дают, кроме Винокуровой, Вят. сб. 35, Сок. 87 (текст В. В. Богданова: «Старичок Осип и три попа»). Отдельно последний сюжет: Онч. 82; Сок. 33; См. 129.

Имя героя и его социальное положение — непостоянно. Перфил — только у Винокуровой; в других вариантах: Фомка-шут (Аф. 223b); Ерема-работник (ib, c.); шут Баламут (Онч. 269); шут Максимка (Сад. 32); Микула-шут (Перм. сб. 21, текст Ломтева); Сеня-шут (Сок. 104); «Старичок Осип» — крестьянин (ib., 87); Гришка-шут (ib. 145). Очевидно, первоначально этот сюжет рассказывался, как проделка шута-скомороха; позже он был усвоен крестьянской средой и приобрел значительную социальную остроту, включившись в цикл рассказов о попах, которых одурачивает ловкий работник или хитрый крестьянин-бедняк.

СКАЗКИ Ф. И. АКСАМЕНТОВА

Ф. И. АКСАМЕНТОВ

АКСАМЕНТОВ Федор Иванович — крестьянин с. Анги (Щаповская заимка) Верхоленского округа — блестящий представитель солдатской сказки. Из записанных у него 16 текстов — 7 относились к волшебно-фантастическим, остальные — по большей части принадлежат к солдатской традиции и к солдатскому репертуару, но — как уже указано во вступительной статье — солдатским колоритом пронизаны и его волшебные сказки.

Сам Ф. И. Аксаментов — бывший солдат; некоторые сказки слышал еще мальчиком от «стариков» и тогда же «понял» и запомнил их, но большую часть, по его собственным словам, слышал и перенял в казармах. Служил он довольно долго, дослужился до унтер-офицерского чина; во время русско-японской войны потерял глаз. Последние годы занимался по преимуществу сапожным мастерством и жил очень бедно. Как сказочник, очень популярен, молва о сказках «кривого сапожника» выходит далеко за пределы ближайших селений.

В момент записи сказок ему шел 70-й год, но это был еще бодрый, живой, веселый старик, на вид гораздо моложе своих лет, острый на язык и приветливый. Это был период германской войны, и незадолго до встречи с собирателем был убит на фронте его старший сын, но старик по прежнему оставался ровным и спокойным.

Об его художественной манере подробно говорится во вступительной статье.

При чтении текстов Аксаментова нужно иметь в виду особенности ленского произношения, в котором очень часто наблюдается мена шипящих и свистящих. Впрочем, одно и то же слово может быть произнесено одном и тем же лицом в двух формах: так, у Аксаментова: знать и жнать, взять и вжать и т. д.

Ф. И. Аксаментов

21. ОБ ДЕРЕВЯННОМ ОРЛЕ

В МОСКВЕ, в одном кабаке пили три пьяницы вина, и вот когда они пропилиша, у них опохмелиться не по што. Потом шидят они, загорюнилишь, и вот один из них говорит: «Ех, братцы, мне бы деньги, я бы своим рукам маштер был!» — А другой его спрашивает: «Какой же бы ты ма́штер был?» — «Я бы — говорит — пошол на базар, купил железа, например, жделал бы роту солдат, поставил бы их во фронт, и они бы стали у меня проделывать».

Другой сидит и говорит: «И мне деньги, и я бы своим рукам ма́штер был!» — Ну его спрашивают товарищи: «Какой же ты мастер бы был?» — «Я бы пошол на базар, купил сукна, безо всякого размеру сошил оммундировку, и на кого бы ни надел, то и пришлось бы».

Третий сидит говорит: «И мне деньги, и я бы своим рукам маштер был!» — Спрашивают его товаришши: «Какой же ты ма́штер был бы?» — «Я бы жделал деревянного орла, и в четвёро суток по всему белому свету облетел и со всех местов планы̀ бы снял».

Как раз пригодилша в ето время городовой в кабаку, и тот вы́знал, пошол, доложил государю. Государь их велел приве́сть к себе. Когда их привели государю, то государь и спрашивает первого: «Какой же ты бы мастер был?» — Он также и ему говорит: «Ешли бы мне деньги, пошол бы на базар, купил бы железа и жделал роту солдат, поставил бы их во фронт, и стал бы имя́ командовать, и они бы стали проделывать». — «А другой, — говорит, — ты бы какой мастер был?» — Тот также говорит: «Мне бы — говорит — деньги, пошол бы на базар, купил сукна, сошил бы оммундировку безо всякого размеру-покрову, на кого бы ни надел, точь в точь пришлось». — Ну, спрашивает третьего: «Какой же бы ты мастер был?» И тот отвечает: «Еже бы мне деньги, я бы жделал деревяного орла, в четвёро суток по всему белому свету облетел и со всех место́в планы́ бы снял». Он имя́ дает по тыще рублей и дал имя́ на месяц стро́ку, штоб ети успели исправить вшё. — «Ешли кто в месяц не исправит, тому голову снесу!»

Вот они, значит, пошли, и между собою дорогою говорят: «Вот, братцы, топеря зайдем в кабак, опохмелимся и подём своё ремесло кажный исполнять». — Вот они заходют в кабак. Первый берёт бутылку, — выпили, потом берёт второй другую — «давайте ишо выпьем!» — Третий, как орёльшик, — «и моя ложка не шшербатая и мне бутылку надо вжать!» — Ну как они три бутылки выпили трое, знако, жделалишь пьяные, и разбрелишь, кто куды.

Ну, так как орёльшик остался в етим кабаке, когда проспалса, видит, што он один, товаришшев его нету, и вот, он давай тут один выпивать. И вот до тех пор, пока тыщу ету