Анб появился к вечеру. Аделина… Ух, зла на нее не хватает! В общем, она все-таки успела к порталу и, прихватив ларец, умчалась в столицу, а оттуда уже прислала нам на помощь лекаря. И денег прислала, много. На борьбу с лихорадкой, в которой вроде как есть и часть ее вины.

Самое забавное, что в искренности Аольской я не сомневалась. Равно как и понимала, что она бы ни перед чем не остановилась, чтобы заполучить сокровища. Хотя справедливости ради надо признать, что про действие сока цветка она тоже не знала.

Местные приняли меня как родную, даже листовку на новостном столбе поменяли. Теперь вместо «разыскивается» и списка злодеяний там висело объявление о возвращении и восторги по поводу этого радостного события. Вот, оказывается, что может сотворить с общественным мнением платье подороже. Когда была нищей сиротой, хоть и полезной, они носы воротили, теперь же величали едва ли не спасительницей, и это при том, что здешними больными занимались маг и лекарь, а я не отходила от Тавиша.

Еще через день паника завладела мной окончательно, а вера в счастливый исход практически сошла на нет.

Жизнь без Тавиша мне представлялась бессмысленной. Кажется, совсем недавно мы даже не знали друг друга, а вот теперь… Ну как я без него? Кто станет втравливать меня в приключения, а потом и вытаскивать из неприятностей? А изводить бесконечными подначками?

Никакие драгоценности не стоят человеческой жизни. Особенно его.

— Это все Аделина с ее проклятыми сокровищами, — шептала я, вглядываясь в бледное, осунувшееся лицо любимого. — Никогда ее не прощу!

— Не надо громких слов. — Голос Говарда, раздавшийся от двери, заставил меня вздрогнуть. — Госпожа Аольская очень помогла, выделила средства на лечебницу, а ее муж хлопочет о назначении сюда постоянного лекаря. А еще, по непроверенным слухам, они собираются открыть здесь несколько магазинов.

— Какой в этом смысл, если из-за лихорадки селение почти вымерло? — Своего Анб добился, я отвлеклась от Тавиша и повернулась к нему.

— Через пару лет Черный Лес оживет, и здесь будет проходить важный торговый путь, — не согласился собеседник.

Как человек, который постоянно вращается в кругах сильных мира сего, хоть и не является одним из них, Анб в таких вещах понимал побольше моего. Мне же было без разницы. Хочет Аделина таким образом свои прегрешения перед обитателями этих мест искупить — пожалуйста! Может, и ее изображение на новостном столбе повесят с восхвалениями.

— Легко быть добренькой на расстоянии и за чужой счет, — все же сорвалось с языка.

Анб понимающе улыбнулся.

— Постарайся ее понять, — терпеливо увещевал он, подойдя ко мне и проникновенно заглянув в глаза. — Ей многое пришлось пережить: нужду, тяжелую работу, несправедливое заточение, годы страха. И тебя она любит, как может, но и постоянно помнит о том, что ты — дочь ее мучителя.

Угу. А еще ключик к желанным сокровищам. Ведь она знала, что только я могу вытащить ларец и уничтожить источник страшной болезни. Может, потому и была со мной мила. Вот как теперь ей верить?

Отвечать я не стала, не желая продолжать препирательства, но по моему лицу Говард и так все понял. А потому, как разумный человек, поспешил сменить тему:

— Дай-ка пока посмотрю, что там у тебя под повязкой, а то за всей этой беготней я как-то подзабыл свою главную пациентку.

— Не нужно, — буркнула и еще больше насупилась.

— Ведешь себя как ребенок, — удрученно покачал головой Анб. — Нельзя так наплевательски относиться к своему здоровью.

— Какая теперь разница? — отмахнулась я. — Хуже, чем есть, точно не станет.

Неодобрительно поджав губы, Анб все же попытался придержать меня одной рукой, а второй что-то там проделать с повязкой, но я с силой мотнула головой и почти выкрикнула:

— Да отстаньте вы уже, наконец!

Его недовольство усилилось. Но раньше, чем Говард смог выразить это словами, меня одернул другой человек.

— Михаэлла, Анб прав. — Слабый голос подействовал лучше подзатыльника. — Когда ты успела стать такой капризной? Эх. Говорили мне, что у рисс характер тот еще… Теперь, видимо, придется прочувствовать на своем опыте.

Поначалу я замерла, не веря ушам. Он… живой… дразнит… Потом резко повернулась. Бледная физиономия Тавиша выглядела неважно, волосы спутались, щеки запали, но необычные глаза горели живым огнем, и их взгляд был привычно нахальный. Без всякого целителя ясно: жить будет. Осознала это, всхлипнула и рухнула рядом. Ну, в смысле, попыталась обнять, чтоб не сильно придавить, и уткнулась лбом в тонкое одеяло, прикрывающее плечо.

Прохладная ладонь прогулялась по волосам, но говорил Тавиш нарочито строго:

— Анб, можете осмотреть ее, пока не сильно дергается, — и сам меня придержал, когда я вздрогнула от возмущения.

Недовольство прошло, стоило тонким пальцам запутаться в моих волосах. Какая разница, пусть себе вредничает! Зато живой.

Когда, размечтавшись, воображала этот момент, думала, что расплачусь. Но сейчас просто вдыхала его запах, слушала биение сердца и ощущала ни с чем не сравнимое облегчение. Да что там, я даже Аделину готова была простить!

Но Тавиш не был бы собой, если бы не допек меня:

— А потом накормите ее и уложите, пусть выспится, — обращался он все еще к Говарду. — Наверняка же вымоталась, пока за меня переживала.

И вовсе я не… То есть да, но после такого заявления ни за что не признаюсь!

— Вот умеют же некоторые очнуться так, что через минуту окружающие их уже прибить готовы, — проворчала, тоже обращаясь к Говарду, который с умилением наблюдал за нами. — Вам не кажется, что без сознания он как-то приятнее был?

Тавиш аж крякнул. Еще бы, с кем поведешься! И я уже неплохо наловчилась отбиваться от его уколов. Он, наверное, так же подумал, потому что в следующую минуту заговорил куда более ласково:

— Я знаю, что ты любишь меня, моя хищная прелесть.

Вот что с ним поделаешь?

— Люблю, — не стала отпираться я и, приподняв голову так, чтобы видеть его лицо, угрожающе продолжила: — Но если посмотришь на сторону, придушу, клянусь! И это отнюдь не преувеличение.

— Понял. — Необычные глаза озорно сверкнули.

— Дивальд, я серьезно! — И сама несколько опешила, расслышав в своем голосе рычащие нотки.

Этот наколдованный меня до белого каления доведет! Когда мы одни, с ним и говорить и молчать легко и приятно, но стоит рядом оказаться кому-то еще, он словно за маской прячется, язвит, дразнит и просто сводит с ума.

— Все другие нужны были, чтобы как-то продержаться без тебя, — словно прочитав мои мысли, с убийственной откровенностью выдал этот… бывший демон. Ну а кто еще может вот так, с нескольких слов, вогнать девушку в краску? — Теперь с этим покончено. Ты же моя?