Туман сделался менее плотным, и к хорошо знакомым запахам примешался еще один. Тоже знакомый, но совсем не такой родной.

Анб. Риссий лекарь.

А через минуту стали слышны голоса. Они доносились совсем слабо, словно через слой ваты, и все же я смогла разобрать, о чем говорят.

— Этот цветок чуть не сожрал заживо мою дочь!!! — Аделина рыдала и явно искала, на ком бы выместить отчаяние.

Ну а для чего еще женщине нужен муж?

— Я собственноручно вырубил их все топором, — поспешил утешить ее благоверный. — А Тавиш иссушил корни и заговорил землю, больше там никакая гадость не вырастет.

Гневное сопение перемешалось с всхлипами.

— Это все ты виноват. — Уничтожения врага маме показалось недостаточно.

— Я?! — ужаснулся Новак.

— Конечно! Насажал вокруг дома хищных цветов, а они собаку мою съели, теперь на дочку посягнули. Вот как бедной девочке теперь жить с сожженным лицом?!

Честное слово, я бы рассмеялась, если бы могла.

Зато пока они разбирались, кто больше виноват и в чем именно, я наконец поняла, что именно случилось. Цветы, оставшиеся от прошлых хозяев и, справедливости ради, не имевшие к бедному Новаку никакого отношения, оказались хищными. По вечерам они пробуждались и заглатывали кого-нибудь съедобного. Поначалу жертвами были птицы. Потом несчастная Соня. И в конце концов я.

Повезло еще, что рядом оказалась Нала! Было кому на помощь позвать.

Поймав жертву, цветок зажимал ее в бутоне, обездвиживал своим ядовитым соком и принимался переваривать. Меня он схватил за голову. Лицо оказалось ближе всего к сердцевине, ему-то больше и досталось. Если верить всеобщим причитаниям, когда меня вытащили, там одно кровавое месиво было.

Тавиш с Анбом сделали все возможное, но что окажется под бинтами, когда их снимут, не брался предсказать ни один из них.

Имея дело с молодой девушкой, так ужасно пострадавшей, лекарь несколько дней продержал меня под сонными зельями. Боялся, что приду в себя и впаду в отчаяние. И не знаю, сколько бы это продолжалось, но на четвертый день мой организм к этим снадобьям привык, и я проснулась раньше, чем все рассчитывали. Ну и сообщила страждущим, что убиваться по поводу загубленной внешности не собираюсь.

Досадно, конечно, но я уже как-то смирилась с тем, что до конца жизни придется носить маску. Подумаешь, сменю белое кружево на черное! И не стану покупать в новый дом зеркала.

Анб усмехнулся, собрал все свои пузырьки и скляницы и усыплять меня перестал. О чем я вскоре люто пожалела, потому что лежание в постели оказалось настоящей пыткой, а всеобщая забота порой доводила до зубовного скрежета. А еще и кушать в повязке было страшно неудобно. Один Тавиш радовал. Он появлялся дважды в день, чтобы что-то там поколдовать над моим лицом, когда Говард делал перевязку, ну и чтобы просто побыть со мной. Шутил, дразнил — не всегда по-доброму, но на фоне всеобщего приторного сочувствия это казалось глотком свежего воздуха. Как раз то, что нужно!

Перевязки новых открытий не приносили, но и больно уже не было. Все же иногда магия — полезная штука. И Тавиш тоже полезный. Иногда. Что там под бинтами, я не спрашивала, не хотела знать. Зеркал в комнате не было. Видимо, мама приказала их убрать. Рядом что-то говорили о регенерации риссов, особом яде цветка и непредсказуемых последствиях, но я не стремилась понять детали.

Не больно — и ладно.

После очередной процедуры меня поджидал сюрприз.

— Дорогая, к тебе гость, — улыбнулась Аделина, сунувшись в дверь. Потом отодвинулась, а ее место занял бледный и весь какой-то торжественно серьезный Гордик с огромным веником мелких желтых цветочков.

— О, вижу, вас лучше оставить одних, — понимающе хмыкнул риссий лекарь. И уже на пути к двери себе под нос добавил: — Удивительно, как Тавиш Дивальд еще не прикопал где-нибудь это чудо. Все-таки я прав: у нормальных людей все слишком сложно!

И, продолжая ворчать, скрылся за дверью.

— Как ты себя чувствуешь? — будто боясь чего-то, поинтересовался Гордик, который так и не решился подойти ближе.

Мысленно я скорчила рожицу. Его неуверенность и воспитанность, граничащая с затюканностью, начинали раздражать. Ну да сейчас не о том. Надо собраться. Я думала о наших отношениях и решила, что теперь, когда лицу точно конец, надо с ними заканчивать. Хватит уже тянуть кота за хвост. Будет несправедливо, если ему придется продолжать знакомство из чувства сострадания ко мне.

— Нормально, — отмахнулась я. Еще бы и улыбнулась с удовольствием, но от мазей, которые использовал Анб, лицо становилось не очень подвижным, да и бинты мешали. Приходилось ограничиваться одними словами: — Да подойди уже наконец, хватит там маячить!

Парень положил букет рядом со мной и взял себе стул.

— Ужасно получилось, — пробормотал он.

— Да. Кстати об этом. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Вот так. Вдох-выдох. Смелее, Михаэлла!

Но прежде чем я успела подобрать слова, он резко вскинул руку, призывая молчать. И уверенно попросил:

— Можно, я первый?

Идея так себе, но в его голосе вдруг появилось столько уверенности, что я, как слабая девушка, уступила.

— Ладно, давай.

— Ты хорошая, правда. И очень мне нравишься. — Так, начало предсказуемое. Но этот прямой взгляд… Что-то с Гордиком сегодня не то. — И мне стыдно, что приходится это говорить сейчас, но я много думал и… Прости, я не могу. Все будут видеть твое лицо и жалеть нас обоих. И даже блеск камней, которыми я могу осыпать тебя, не прикроет уродства. Михаэлла, давай останемся просто друзьями! Хотя я пойму, если после сегодняшнего разговора ты возненавидишь меня.

А… Э-э-э… Мне не послышалось? У меня не галлюцинации? Он это правда сказал?!

— Вот, возьми. — Из кармана дорогого камзола появилась обтянутая бархатом коробочка и легла рядом с букетом. — Это тебе. Можешь продать, в твоем нынешнем положении деньги лишними не будут.

Молчу. Осознаю.

Странно, я ведь и сама собиралась попросить его поискать другой объект для ухаживаний. Но когда этот парень оказался не совсем таким, как я о нем думала, почему-то впала в ступор. Умеют же некоторые удивлять!

— Ну, я пойду? — Так и не дождавшись какой-нибудь реакции, он встал и направился к выходу.

И тут у меня вырвалось:

— Я же все время была в маске! Под ней могло оказаться любое лицо…

— Брось, всем известно, что под белым кружевом скрываются самые красивые девушки! Это для Бала Масок — Гордик сочувственно взглянул на меня через плечо. — К тому же в остальном ты очень красивая, Михаэлла. И хорошая. Прости, пожалуйста, мне искренне жаль, что так получилось.

Он вышел, тихонько прикрыв за собой дверь, я же откинулась на подушки, прикрыла глаза и испытала странное облегчение. Даже хорошо, что так все кончилось. Ненавижу врать.