пишет он, разврат театральный не преступнее ли разврата, происходящего от зрелища сражений. Комедия чаще всего представляет более распутных молодых девиц, подвергшихся соблазну, нежели женщин замужних, преданных любви. Чем с большим искусством и приятностью поэты описывают эти беспорядки, тем глубже мнения их вкореняются в ум, и тем сильнее их заблужения впечатлеваются в памяти. Трагедии не заключают в себе ничего иного, кроме отцеубийств и прелюбодейств злых государей. Бесстыдные телодвижения актеров внушают одно сладострастие.

Представляя мнимые блудодеяния, они научают творить их действительно.

Каких впечатлений не делают эти грязные представления в уме молодых людей, когда они видят, что весь свет присутствует там без зазрения совести! Вожделение, входящее скорее через

глаза, нежели через другие чувства, возжигается в их сердце. Они одобряют мерзости, смеясь над ними; после чего как молодые люди, которых невинности не должно развращать, так и старики, которые не в состоянии уже грешить, возвращаются домой еще более развратными, нежели когда отправлялись в театр. Следовательно, заключает христианский учитель, надобно избегать всякого рода зрелищ, дабы они не вселяли беспокойных волнений в души и дабы прелести сладострастия не отвлекали нас от служения Богу и от исполнения добрых дел». (Лактанций. «Божественные наставления», кн. 6, гл. 20).

Таким образом, и по воззрению этого писателя театр служит одному развращению нравов.

Писатели церковные IV и V веков говорят о театре с таким же негодованием, как и писатели более ранние, и это совершенно естественно. Хотя с началом IV века власть государственная переходит в руки христианских императоров, однако же, театры, как мы заметили об этом в своем месте, мало в чем улучшились в сравнении со временами языческих императоров. А христиане, со своей стороны, не только не избегали театров, но еще более пристрастились к ним. В этом отношении они ничем не отличались от язычников. Из писателей IV века приведем воззрения на театр св. Василия Великого и св. Кирилла Иерусалимского.

Их основная точка зрения на предмет остается той же, какой она была у прежних учителей церковных. По суждению св. Василия, театр есть «училище распутства». «Есть города, говорит он, в которых жители с глубокого утра до самого вечера насыщают взоры всякого рода представлениями кудесников и сколько ни слушают каких-нибудь нескромных и неблагочинных песен, от которых в душах зарождается много бесстыдства, однако не могут их наслушаться. Даже многие почитают таких людей счастливыми, потому что они, оставив торговлю или занятие ремеслами, необходимыми в жизни, в праздности и забавах проводят определенное им время жизни, не зная, что позорище, обильное нескромными зрелищами для присутствующих в нем, служит общим и народным училищем распутства, и что самые стройные звуки свирелей и блуднические песни, напечатлевшись в душах слушателей, не к иному чему побуждают всех, как только к бесчинству». (Св. Василий Великий. Беседы на Шестоднев, стр. 61 (Твор. Вас. Вел. перевод М. Д. Акад. ч. 1. Изд. 1-е)).

Внушения св. Кирилла касательно театра кратки. Обращая речь к новообращенному христианину, он так убеждает его: «Не будь страстным любителем зрелищ, где увидишь непотребства лицедеев, производимые с оскорблением и всяким бесстыдством, и неистовые пляски женоподобных мужей. Страсть к зрелищам есть гордыня дьявольская». (Св. Кирилл Иерус. Слова тайноводственные, стр. 358 (Твор. св. Кирилла, перев. М. Д. Академии. Изд. 1-е).

Бурным потоком льются обличения у св. Иоанна Златоуста (конец IV в. и нач. V века), когда он говорит против зрелищ и именно театра. Он видел, как христиане все более и более соблазняются театром, и это побуждает его к сильному порицанию склонности к зрелищам. Златоуст не вдается в подробные описания характера сценических представлений, как это делали обличители театра III века, он проницательно всматривается более в душу любителя театров, разбирает впечатления, производимые оными на нее, указывает вредный характер этих впечатлений и раскрывает все следствия их для жизни семейной. «Какое же скажешь здесь нечестие?

Ты наполнен прелюбодеяния, отвечает славный оратор, и спрашиваешь: какое нечестие? Или ты не слыхал слово Христа: иже воззрит на жену, ко еже вожделети ю, уже любодействова с нею в сердце своем (Мф. 5, 28). А что, если я, скажешь, буду смотреть не ко еже вожделети? Но как ты можешь убедить меня в этом? Кто не воздерживается от того, чтобы смотреть, но прилагает к этому такое усердие, тот как может после созерцания оставаться чистым? Разве тело твое камень? Разве оно – железо? Ты облечен плотью человеческой, которая скорее соломы воспламеняется от похоти. И что я говорю о зрелище? Часто и на площади, встретившись в женщиной, мы смущаемся, а ты, сидя вверху, где столько побуждений в нескромности, видя блудную женщину, выходящую с обнаженной головой, с великим бесстыдством, одетую в одежды, делающую нежные и обольстительные телодвижения, поющую блудные песни и развратные стихотворения, произносящую срамные слова и совершающую такие непристойности, какие ты, зритель, представляя в уме своем, потупляешь взоры, – как смеешь говорить, что ты не испытываешь ничего человеческого? Разве тело твое камень? Разве оно железо? Разве ты любомудреннее тех великих и доблестных мужей, которые пали от одного такого взгляда? Не слыхал ли ты, что говорит Соломон? Или ходити кто будет на углиях огненных, ног же не сожжет ли? Ввяжет ли кто огнь в недра, риз же не сожжет ли? Тако вшедый к жене мужатей (Прит. 6, 27–29). Ибо хотя бы ты и не имел совокупления с блудницей, но имел с ней связь пожеланием и сделал грех волей. И не только в то время, но и тогда, когда окончится зрелище, когда она уже уйдет, в душе твоей остается ее образ, слова, одежды, взгляды, походка, стройность, ловкость, прелюбодейные члены, и ты уходишь, получив множество ран. Не отсюда ли беспорядки в доме? Не отсюда ли погибель целомудрия? Не отсюда ли расторжение браков? Не отсюда ли брани и ссоры? Не отсюда ли бессмысленные неприятности? Ибо когда ты, занятый и плененный ею приходишь домой, то и жена кажется тебе не такой приятной, и дети несносными, и слуги обременительными, и дом отвратительным, и обыкновенные заботы беспокойными, и всякий приходящий обременительным и несносным. Причина этого в том, что ты возвращается домой не один, но приводишь с собой блудницу, входящую не явно и открыто, что было бы сноснее, ибо жена тотчас выгнала бы ее, но сидящую в твоей душе и в сознании, и воспламеняющую внутри тебя вавилонский и даже гораздо сильнейший пламень; и все у тебя приходит в беспорядок. Как больные горячкой, не имея никакой причины обвинять прислуживающих им, по дурному влиянию болезни бывают