Лиза живет здесь очень давно, уже четыре года. Собственно говоря, Лизе тоже четыре года. То есть Лиза родилась здесь. Так вот, хотя родители у Лизы русские, ни она, ни они не умеют играть в волка и семерых козлят. Это трудно себе представить. Но это так.

Маша сначала не поверила, а когда убедилась, что это чистая правда, она сказала Лизе, что не надо отчаиваться. Это было в ресторане, где тоже небезнадежно проводить время в дождь. И это было уже после того, как дети перенесли под стол сервировку и помогли официантам донести грязную посуду до кухни. Они даже помогли помыть ее, но мойщики посуды не вздохнули с облегчением, потому что никому тут не нужна была битая посуда. То есть это было тогда, когда все основные дела были переделаны и можно было, кажется, вздохнуть с облегчением и расслабиться.

– Не отчаивайся, – сказала Маша Лизе. – Я тебя научу играть в волка и семерых козлят. Ты будешь мама коза, Ваня – волк, а я – козлятами.

– Как это? – переспросила Лиза. – Как ты можешь быть козлятами?

– Я всегда бываю козлятами, – объяснила Маша. – Потому что Ваня всегда бывает волком.

– Но ведь семеро козлят! – сказала Лиза. Маша начала сердиться:

– Ну я и буду семеро козлят!

– Но ты же одна!

– Лиза, – вздохнула Маша, – так ты никогда не научишься играть в эту игру, если будешь задавать столько вопросов. Мне уже не очень хочется играть с тобой. Давай играть, и ты сама все увидишь.

Но Лиза отказывалась. Просто наотрез. Ей хотелось, чтобы в жизни все было как в сказке.

А этого сказочного эффекта и правда было трудно добиться, потому что козлят было семеро, а Маша была одна. Ваня при этом помалкивал, потому что у него все было в порядке: волк один – и Ваня один. На одного волка один мальчик, попробуй придерись. Но все-таки он помалкивал, наверное боясь спугнуть свое счастье.

– Ну хорошо, – сказала, наконец, Маша, – давайте так. Мы начнем с того места, где волк сожрал всех козлят, кроме меня.

Я, когда услышал про это, поразился уровню компромиссности этого решения. Но Лизу и оно не устроило. Она сказала, что это будет неправда, потому что сказка начинается гораздо раньше.

– Лиза, – раздраженно сказала Маша, – ты так ни в одну сказку не сможешь играть.

– А я ни в одну и не играю, – печально сказала эта девочка.

Маше исполнилось семь лет, и я очень удивился. Мне казалось, ей давно семь лет. Она почти год ходит в школу. Немыслимо давно, по-моему, потому что поразительно, как много событий произошло в ее жизни с того сентября. Ей открылся мир, который мне так хотелось прихлопнуть. Мне так хотелось, что лучше бы она его совсем не знала. Или уж узнала как можно позже. Но он открылся ей как можно раньше, потому что я сам, в конце концов, решил, что она пойдет в школу в шесть лет. Он открылся и оказался не таким уж и ужасным. Просто банально жестоким. В этом мире нет места слезам и жалости. В этом мире или ты, или тебя. И ушу не поможет – во-первых, потому, что в этом мире все твои одноклассники занимаются ушу, а во-вторых, потому, что есть все-таки в жизни ситуации, когда не помогает даже ушу. И тогда становится ясно только, что надо просто держаться.

День рождения Маша праздновала в новом детском развлекательном центре. Мы приехали вовремя, потому что очень боялись опоздать. Стол был уже накрыт, на нем стояли морсы, соки и фрукты, я предложил Маше попить, потому что она всю дорогу просила пить. Но она категорически отказалась: это все было для гостей.

Потом подошли пират и пиратка, которые должны были развлекать их. Маша посмотрела на них и спросила меня:

– Как думаешь, они понравятся моим друзьям?

Я так же критически, как она, оглядел пирата и пиратку. Честно говоря, они друг друга стоили. Я сказал Маше, что пираты в полном порядке. Но она все равно беспокоилась. Я первый раз видел, чтобы она волновалась из-за гостей. До сих пор ее на собственном дне рождения волновало прежде всего, чтобы все хорошо было у нее.

Маша спросила, где кошки с собаками. Они должны были выступить с получасовой программой, и я сказал, что не видно пока, но появятся же, никуда не денутся, потому что их хозяева в этом смысле выдрессированы еще лучше, чем они сами.

– Не денутся? – с сомнением переспросила Маша. Пираты поинтересовались у меня, когда им начинать заниматься с детьми.

– А вы что, еще не начали? – спросил я.

– Нет, что вы, – снисходительно сказала мне пиратка. – Когда мы начнем, вы это поймете.

– Начинайте, – вздохнул я.

Мне было очень тревожно. Я смотрел на Машу, которая застыла у выхода с эскалатора, откуда должны были появляться гости, и, как она, с каждой секундой нервничал все больше.

Гостей-то не было.

Их не было через пятнадцать минут, через двадцать. Через полчаса.

И я вдруг подумал, а что, если вообще никто не приедет. Найдутся неотложные дела. Заболеют. Закапризничают. Забудут.

Нет, они же не могли забыть!

Или могли?

Ну, как это бывает? Захотели вдруг в Макдоналдс и ни о чем другом думать не могут. А родители так испугались этого, что ни о чем другом теперь и сами думать не могут, а только страдальчески размышляют, как бы отговорить их от этой авантюры. И запрещать неохота, потому что у всех испортится настроение на пустом, можно сказать, месте, и идти тем более, потому что больше некуда сходить, что ли, кроме Макдоналдса. На Машиной дне рождения, например, ждут. Чего они пристали с этим Макдоналдсом? Все у них есть, в «Турандот» ходят, как в школьную столовую, а думают только про Макдоналдс и про этот хеппи-милк, будь он проклят! А ничего на самом деле не поделаешь с этим, Макдоналдс – великое изобретение человечества, сравнимое, может быть, только с изобретением IKEA…

Может, так рассуждали те, кого не было на Машиной дне рождения, а может, не так. Но их не было, и это была катастрофа. Я не мог смотреть на девочку, которая застыла у выхода с эскалатора. И даже пираты опасались приблизиться к ней, потому что, видимо, даже они понимали, что ее богатый, но хрупкий внутренний мир, который сейчас звенел от напряжения, мог разбиться от любого неловкого слова.

Пиратка подошла ко мне и спросила, будет ли кто еще из гостей.

Мой богатый внутренний мир тоже сразу зазвенел и треснул.

– А что, у вас бывает, что никто, кроме именинника, на день рождения не приходит? – переспросил я.

– О, это постоянно, – сказала она. – Это даже чаще, чем день рождения с друзьями. Но нам так даже, честно говоря, проще. С одним-то.

– У нас не тот случай, – сказал я.

– Да, я вижу, – согласилась она. – Девочка, по-моему, переживает. Мы все-таки берем ее, да?

– Давайте, давайте, – сказал я. – Быстрее. Делайте что-нибудь.