Он протиснулся к нему сквозь толпу оживленно беседующих пассажиров.

– Здравствуйте, доктор.

Человечек кивнул.

– Стапангардерслинейтэррей. Зовите меня просто Стап.

– С удовольствием и даже с облегчением. – Он улыбнулся. – А меня, пожалуйста, называйте Шерад.

– Отлично. Как невелико Скопление, да? Позвольте вас угостить?

Доктор сверкнул зубастой улыбкой: в свете маленькой лампы, укрепленной над барной стойкой, она производила довольно зловещее впечатление.

– Прекрасная мысль.

Они нашли небольшой столик, втиснутый между стеной и переборкой. Доктор вытер нос, затем поправил свой безукоризненный костюм.

– Итак, Шерад, что же привело вас на этот кораблик?

– Вообще-то… Стап, – тихо сказал он, – я путешествую, э-э-э, инкогнито и не хочу, чтобы вы… во весь голос произносили мое имя.

– Можете не сомневаться! – заверил его доктор Стап, кивая изо всех сил, потом заговорщицки оглядел пассажиров и наклонился поближе к собеседнику. – На меня можно положиться, как ни на кого другого. Мне самому довелось один раз «путешествовать без помпы»… – Его брови взметнулись вверх. – Дайте мне знать, если я могу чем-то быть вам полезен.

– Вы очень любезны.

Он поднял стакан, и оба выпили за путешествие без приключений.

– Вы летите до самого конца? До Брескиала? – спросил Стап.

Он кивнул.

– Да. Вместе со своим деловым партнером.

Доктор Стап кивнул, ухмыляясь.

– Ну-ну, «деловой партнер», понятно.

– Нет-нет, доктор, не «деловой партнер», а деловой партнер. Мужчина. И довольно пожилой. И в другой каюте. Мне, конечно, хотелось бы, чтобы все было ровно наоборот.

– О, разумеется! – воскликнул доктор.

– Выпьем еще?

– Ты полагаешь, ему ничего не известно? – спросил Бейчи.

– А что ему может быть известно? – Он пожал плечами и взглянул на экран в тесной каюте Бейчи. – Есть новости?

– Ничего. Сообщали об учениях службы безопасности во всех портах, но конкретно о тебе или обо мне – ничего.

– Что ж, нам все равно грозит опасность, как и раньше. Присутствие доктора на корабле ничего не изменит.

– И насколько велика эта опасность?

– Очень велика. Они непременно сообразят, что произошло, и доберутся до Брескиала прежде нас.

– И что тогда?

– Тогда, если я ничего не придумаю, они увезут нас назад, и Культуре придется смолчать. Другой вариант – Культура захватит корабль, но объяснить это будет затруднительно, и доверие к тебе в этом случае уменьшится.

– Если я соглашусь делать то, что вы просите, Чераденин.

Он посмотрел на старика, сидящего рядом с ним на узкой кровати.

– Да. Если согласишься.

Он бродил по кораблю, который выглядел тесным и многолюдным. Видимо, он слишком привык к кораблям Культуры. Он изучал план звездолета на экранах, но те предназначались лишь для ориентировки пассажиров, давая мало информации о том, как захватить корабль или вывести его из строя. Судя по действиям членов экипажа, когда те появлялись в пассажирской зоне, доступ в служебные помещения открывался голосовой командой и/или приложением ладони.

На борту почти не было воспламеняющихся веществ и вовсе не имелось взрывчатых, а большинство сетей было оптическими, а не электронными. «Ксенофоб» самым слабым своим эффектором – как человек, вынужденный действовать, хотя одна его рука привязана к телу за спиной, – мог заставить «Осом Эмананиш» петь и плясать даже из другой звездной системы. Но сам он без боевого скафандра или оружия мало что мог сделать при необходимости.

Клипер тем временем полз по межзвездному пространству. Бейчи сидел у себя в каюте, смотрел новости на экране и спал.

– Похоже, я сменил одну мягкую форму заточения на другую, Чераденин, – заметил он на второй день полета, когда Закалве принес ему ужин.

– Цолдрин, не сходи ты с ума в этой каюте. Хочешь выйти – выходи. Сидеть в каюте чуточку безопаснее, но… только чуточку.

– Понимаешь, – сказал Цолдрин, беря поднос и поднимая крышку, чтобы рассмотреть содержимое, – пока мне довольно легко видеть в новостях очередной материал для исследования. А потому я не чувствую себя особо стесненным.

Старик положил крышку в сторону.

– Но если это будет продолжаться две-три недели, я вряд ли выдержу, – заключил Бейчи.

– Не волнуйся, – удрученно сказал он. – До этого вряд ли дойдет.

– А, Шерад! – Маленький суетливый Стап подкатился к нему день спустя; люди, собравшиеся в большом салоне, смотрели, как на главном экране проплывает впечатляющий газовый гигант из ближайшей системы. Маленький доктор взял его под локоть. – У меня состоится небольшая вечеринка сегодня вечером в гостиной «Звездный свет», одна из моих, гмм, особых вечеринок. Вы понимаете, о чем я. Я подумал, может, вы и ваш затворник-партнер пожелаете участвовать?

– И вас пустили на борт с этой штуковиной? – рассмеялся он.

– Тише, мой дорогой господин Шерад, – сказал доктор, оттаскивая своего собеседника подальше от кучки людей. – У меня долгосрочный договор с перевозчиком. Считается, что мой аппарат служит для оказания неотложной помощи.

– Похоже, это дорогостоящая штука. Вы, верно, берете немалые деньги.

– Конечно, приходится взимать кое-какую плату, но все это вполне в пределах возможностей большинства культурных людей. И я могу заверить вас в том, что компания подберется изысканная, а полная конфиденциальность гарантируется, как и всегда.

– Благодарю за предложение, доктор, но боюсь, что нет.

– Такая возможность предоставляется один раз в жизни. А вам – уже во второй. Вы везунчик.

– Несомненно. Не исключено, что это произойдет и в третий раз. Прошу меня извинить. – Он похлопал Стапа по плечу. – Кстати, пропустим вечером по стаканчику?

Доктор покачал головой.

– К сожалению, Шерад, я буду готовиться к вечеринке. – С жалостью посмотрев на него, Стап сварливо проговорил: – Просто исключительная возможность.

– Я это прекрасно понимаю, доктор Стап.

– Вы коварный человек.

– Спасибо. На это ушли годы кропотливого труда.

– Сразу видно.

– Нет-нет, вы должны мне сказать, что никакой я не коварный. Я это вижу по вашим глазам. Да-да, по вашим глазам. Эта невинность! Я узнаю симптомы. Но, – он положил руку на ее предплечье, – не беспокойтесь. Это лечится.

Она отодвинула его руку, но крайне мягко.

– Вы жуткий человек. – Отодвинувшие его руку пальцы задержались на секунду у него на груди. – Вы нехороший.