Доктор извлек коробочку с инструментами, повернулся к машине – ноги его подкашивались – и открыл панель.

Дверь за спиной у них зазвонила. Закалве нашел на полке какой-то хромированный стержень, отодвинул контейнеры от двери (Стап оглянулся, но, увидев направленный на него пистолет, повернулся назад) и засунул металлическую штуковину в зазор между сдвижной дверью и ее рамой. Дверь исступленно заскрипела, и кнопка «открыто/закрыто» замигала красным. Он побросал контейнеры на прежнее место.

– Скорее, Стап.

– Я делаю все, что в моих силах! – воскликнул маленький доктор.

Машина издала низкое гудение, и ее цилиндрическая секция, расположенная примерно в метре над полом, засияла синим светом.

Прищурив глаза, он взглянул на светящуюся секцию.

– Что вы хотите сделать? – дрожащим голосом спросил доктор.

– Продолжайте работать, док. У вас осталось полминуты до того, как я начну делать это сам.

Заглянув через плечо Стапа, он увидел, что тот возится с круглой панелью управления, размеченной в градусах.

Он мог надеяться сделать лишь одно: запустить машину и атаковать те части корабля, которые получится, чтобы вывести его из строя. Все корабли были довольно сложными аппаратами, и в каком-то смысле самые примитивные корабли являлись, парадоксальным образом, и самыми сложными. Оставалось рассчитывать лишь на то, что ему удастся вывести из строя жизненно важные узлы, не уничтожив при этом корабль.

– Почти готово, – сообщил доктор, нервно оглянулся и потянулся трясущимся пальцем к маленькой красной кнопке.

– Отлично, док, – сказал он дрожащему человечку, подозрительно глядя на синий свет, мерцающий по окружности цилиндрической секции, а затем присел рядом с доктором и кивнул ему. – Валяйте.

– Гмм… – Стап проглотил слюну. – Вам бы лучше отойти немного назад. Вон туда.

– Нет. Давайте попробуем. Ну?

Он сам нажал маленькую красную кнопку. Из цилиндрической секции вырвался полудиск синего цвета, прошел над головами обоих мужчин и прорезал сваленные у двери контейнеры; оттуда хлынули струи жидкости. Полки с одной стороны рухнули – их основание было подрублено гудящим синим полудиском. Он усмехнулся, глядя на кавардак в кладовке. Если бы он стоял на прежнем месте, синее поле рассекло бы его пополам.

– Неплохая идейка, док, – сказал он.

Зарокотал шокер, и маленький доктор мешком повалился на пол. С рухнувших полок посыпались на пол пакеты с едой и напитками; некоторые разрубались, проходя через синее поле. Жидкость из пробитых пакетиков образовала лужу перед дверью. Из-за контейнеров раздавался звук ударов – кто-то бил по двери.

Его порадовал дурманящий запах алкоголя, который заполнял кладовку, – но он решил, что спиртовых паров не хватит для возникновения пожара. Он развернул машину, расплескивая жидкость, что собиралась на полу тесной кладовки. Подрагивающий полудиск разрубил еще сколько-то полок и врезался в перегородку напротив двери.

Машина задрожала, воздух наполнился зубодробительным воем, рухнувшие полки окутались черным дымом, клубившимся так, словно синий режущий свет раскручивал его. Потом дым спустился к луже жидкости, поднявшейся уже сантиметров на десять, и остался там, словно тонкий слой темного тумана. Он принялся манипулировать кнопками на панели управления машины. Маленький голографический экран показывал форму поля. Он нашел пару небольших джойстиков и с их помощью сделал поле эллиптическим. Гудение машины стало громче и выше по тону. Черный дым теперь окружал его со всех сторон.

Стук в дверь усилился. Темный дым заполнял комнату. У него закружилась голова. Он надавил на машину плечом. Та с визгом качнулась вперед, и что-то за ней подалось.

Он уперся спиной в машину, а ногами – в дверь. В машине что-то бабахнуло, и она стала откатываться прочь. Повернувшись, он навалился на нее плечом, проталкивая аппарат мимо окутанных дымом полок, через светящуюся красным дыру, в другое помещение: там стояло множество высоких металлических шкафов. Жидкость устремилась в дыру. Ненадолго перестав толкать машину, он открыл один из шкафов и обнаружил там посверкивающую массу тонких – в волос толщиной – волокон, намотанных на кабели и стержни. На тонкой, длинной панели управления помаргивали огоньки, словно он смотрел ночью на вытянутый в длину город.

Он сложил губы трубочкой и послал воздушный поцелуй волокнам.

«Мои поздравления, – сказал он сам себе. – Ты сорвал большой куш».

Склонившись над гудящей машиной, он вернул все рычаги управления приблизительно в те положения, которые придал им Стап, но при этом не стал убирать поле. Потом он включил аппарат на полную мощность.

Синий диск с леденящим сердце звуком вонзился в серые шкафы, выкинув сноп искр. Он оставил машину на месте, нырнул под синий диск, вернулся в кладовку, помочился на остававшегося без сознания доктора, раскидал контейнеры и вытащил металлический стержень, запиравший дверь. Синее поле высовывалось из комнаты со шкафами, но не очень сильно, а потому он выпрямился, толкнул дверь плечом и рухнул в объятия испуганного корабельного офицера. В этот момент машина взорвалась, и оба полетели через стойку бара в гостиную.

Свет в гостиной погас.

Потолок в палате госпиталя был белым, как стены и простыни. Снаружи, на поверхности айсберга, все тоже было белым. Сегодня все было затянуто белой мглой; сухие кристаллы ярким потоком проносились мимо госпитального окна. Штормовой ветер дул уже четыре дня, и в ближайшие двое-трое суток метеорологи не ожидали никаких изменений. Он подумал о солдатах, что ежатся в траншеях и ледяных пещерах, боясь проклинать воющую метель – ведь пока она продолжалась, сражения ждать вряд ли стоило. Пилоты тоже, наверное, радовались, но притворялись раздраженными и громко проклинали снежный шторм, не дававший подняться в воздух. Большинство из них, узнав о прогнозе, должно быть, основательно напились.

Он смотрел на белые окна. Считалось, что видеть голубое небо полезно. Поэтому госпитали стояли на поверхности – все остальное было подо льдом. Наружные стены госпиталя были выкрашены ярко-красной краской, чтобы вражеская авиация не бомбила здание. Он видел с воздуха госпитальные постройки противника: вытянувшись на ярко-белых холмах айсберга, они походили на замерзшие капли крови раненого солдата.

Снежная пелена закрутилась в вихре, и на несколько мгновений за окном появилась белая спираль, а потом исчезла. Прищурив глаза, он смотрел на хаос за слоями стекла, словно, сосредоточившись, в порывах метели можно было найти некую систему. Он поднял руку и прикоснулся к белым бинтам на своей голове.

Глаза его закрылись, когда он, в очередной раз, попытался вспомнить. Потом его рука упала на грудь – на одеяло.

– Ну, как мы сегодня? – спросила молоденькая медсестра, входя и ставя маленький стул между его кроватью и пустой кроватью справа.