Холдкрофт жила в «Метрополе», и Лина демонстрировала чудеса изворотливости, проникая в ее номер, что, по словам Холдкрофт, «только вредило ей»[457]. Она рассказала, что Лина «открыто ходила в иностранные посольства и часто присутствовала на приемах»[458]. Лина игнорировала опасность, но Холдкрофт не питала иллюзий. «Я убеждала ее быть более осторожной, но она никогда не принимала во внимание мои советы. В то время она энергично добивалась разрешения поехать во Францию, чтобы повидаться со своей матерью, но безуспешно»[459].

Более сложные отношения связывали Лину с коллегой Холдкрофт, Джорджем Венденом, третьим бароном Дервентом. Лина находила его привлекательным и безупречно воспитанным, как и подобает человеку благородного происхождения, получившему образование в Оксфорде. Кроме того, Дервент был прекрасным собеседником. Он сочетал дипломатическую работу с изучением истории искусства и музыки. Дервент является автором книг о Гойе и Россини. Кроме того, он сочинял стихи, представив свое видение войны в сборнике под названием «Перед решительным часом».

Лина встречалась с Дервентом на вечеринках, которые устраивали британцы в 1947 году. Он был не прочь завязать отношения, поскольку его жена умерла в 1941 году, но Лина не могла дать Дервенту то, чего он хотел. Она называла их отношения amitie amoureuse (романтическая дружба), – но эти встречи, по крайней мере, скрашивали ее одиночество. Однако их встречи проходили в напряженной обстановке. Лина работала в Совинформбюро и была знакома с высокопоставленными чиновниками аппарата ЦК, а значит, общение с иностранцами для нее было еще более рискованным, чем для обычных советских граждан. Дервент искал встреч с Линой, но старался по возможности обезопасить ее, придумывая всевозможные хитрости. Как-то вечером он назначил ей встречу на переполненной станции метро «Арбатская», сказав, что его легко будет узнать по белой офицерской форме. Она не должна смотреть на него, но, поднявшись по эскалатору и проходя мимо, должна произнести условные слова, а затем выйти на улицу. Он последует за ней на безопасном расстоянии.

Он и другие знакомые британские офицеры получали бесплатные билеты на иностранные фильмы, хотя даже после войны это разлагающее капиталистическое развлечение считалось идеологически вредным. Но Лина не отказывалась, когда ее приглашали. В одном из фильмов главную роль играл Дуглас Фербенкс-младший, с которым Лина познакомилась в Голливуде; этот фильм напомнил Лине ее прошлую жизнь. Она сидела в кинотеатре рядом с Дервентом, однако вела себя так, будто пришла не с ним. Оба чувствовали себя неловко. Лина не решалась взять его за руку, опасаясь последствий, к которым может привести этот невинный жест. Когда он подвез ее на машине ко входу в метро, то не осмелился поцеловать ее. Лина вышла из машины, он подождал, пока она зайдет в метро, – в то время уличные ограбления были обычным делом – и только тогда уехал.

В начале весны 1947 года Дервент покинул Советский Союз. Позже он обручился с Кармен Гандариллас, дочерью сотрудника посольства Чили в Лондоне, которую Лина назвала «подходящей парой» для него[460]. Лина не жалела об упущенных возможностях – наоборот, она всегда вспоминала об этих встречах с теплотой и благодарностью. Дервент умер скоропостижно, во сне, спустя три месяца после объявления о помолвке, 12 января 1949 года в Париже. Ему было всего 50 лет.

Дружба с Анн-Мари, небескорыстный флирт с представителем американского Красного Креста и с дипломатами, фильмы, помогающие хоть немного отвлечься, – об этом рассказывала Лина журналистам, интересовавшимся ее жизнью в годы войны. О голоде, болезнях и продовольственных карточках она говорить не любила. Лина ничего не рассказывала о ссорах с Сергеем, как и о своих опасениях, – она понимала, что слишком часто рискует. Коктейли с Холдкрофт и фильмы с Дервентом заставляли вспомнить о былой жизни и укрепиться в решимости уехать из Москвы.

Лина стала подозревать, что за ней следят, и не ошиблась: с нее не спускали глаз и заносили наблюдения в личное дело в МГБ, подразделение НКВД, возникшее в 1946 году. Когда Лина ехала домой на метро, возвращаясь с последней встречи с Дервентом, она обратила внимание на человека, сидевшего напротив нее в широком, выложенном деревянными панелями вагоне. Он посмотрел на нее, затем уткнулся в газету, потом снова поднял взгляд. И так несколько раз. Видимо, Лине хотели дать понять, что за ней следят.

Встревоженная, она вышла на своей станции, по подземному переходу перешла на другую сторону широкой Чкаловской улицы, дошла по пустынной улице до своего дома, прошла через тихий, безлюдный двор к десятому подъезду и поднялась на три лестничных пролета. Звук собственных шагов был таким же знакомым, как запахи на каждом этаже. Она благополучно добралась до дома без слежки.

В следующий раз Лина увидела незнакомца, встреченного в метро, в 1948 году, во время короткого, формального судебного процесса.

В марте 1947 года, после трагической смерти мужа, Александра Афиногенова, Дженни Марлинг, которая была связующим звеном между советскими властями и иностранными корреспондентами, получила разрешение уехать с детьми, Джой и Александрой (Сандрой), домой в Лос-Анджелес. Они отплыли из Одессы в Нью-Йорк, а оттуда долетели до Калифорнии. В самолете Дженни впервые говорила с дочками по-английски. Они поселились в Голливуде, рядом с матерью Дженни и дядей, работавшим на студии Диснея. Однако Дженни так и не смогла приспособиться к американской жизни и уже полгода спустя снова засобиралась в Москву. Когда одиннадцатилетняя Джой и шестилетняя Александра спросили, почему они возвращаются, Дженни ответила: «Потому что там похоронен ваш отец и мой муж»[461]. В августе 1948 года она отправила в Советский Союз все свои вещи, в том числе новый «бьюик». После прибытия в Одессу Дженни планировала проделать путь в одиннадцать тысяч километров на машине.

Одесса была уже в пределах видимости, когда на теплоходе вспыхнул пожар. Теплоход был построен в Германии, но по репарации его передали СССР в Черноморское морское пароходство. Здесь он получил новое название – «Победа». Позже был произведен осмотр теплохода, и выяснилось, что пожар начался в кладовой, где лежали пленки с фильмами и патефонными пластинками. Часть фильмов была упакована в жестяные коробки, а часть, предназначенная к перемотке, лежала на столе в открытом виде. При перемотке на ручном станке лента заискрила и вспыхнула. Пламя охватило кладовую, вспыхнула одежда на матросе, который занимался перемоткой. Огонь стремительно распространялся по ковровым дорожкам в коридорах, вскоре загорелись фанерные переборки кают. По вентиляции пламя добралось до кают команды, румпельного отделения и радиорубки. Радист спасся, выпрыгнув из рубки через иллюминатор. При этом сигнал SOS он передать не успел. Позже и радист и киномеханик были признаны виновными в ненадлежащем исполнении должностных обязанностей и приговорены к каторжным работам. Обе дочери Дженни остались живы – Джой читала где-то на палубе, Александра играла в коридоре с другой девочкой. В последний раз она видела мать сквозь высокую стену огня.