Все вновь прибывшие оказались мужчинами средних лет, они шагали широко и самодовольно – я подумал, что это преуспевающие бандиты или коррумпированные полицейские. До рассвета они стояли возле рулевой рубки, болтая с капитаном, а позже – с боцманом. Они не обращали внимания на других пассажиров и никогда ни на кого не смотрели прямо. Для подобных типов зрительный контакт – оружие, средство угрозы или убеждения. Они не тратили впустую сил на случайных знакомых. В конце концов к нашему кораблю приблизилось маленькое парусное судно, эти люди уплыли на нем по направлению к Корфу (так сказал Казакян, который, похоже, очень обрадовался их отъезду). Он заверил меня, что мы будем в Венеции завтра. Он кивал мне так, словно я был безмолвным ребенком. «Да, – повторял он с улыбкой. – Да».

На следующий день около полудня внезапно умолк двигатель. Я сначала предположил, что мы делаем еще одну остановку. Судно дрейфовало под медным небом, оставляя туманную землю по правому борту. Эсме лежала у меня на коленях, глубоко дыша, и мир был полон тишиной.

Я наслаждался этим ощущением, пока из рулевой рубки капитана Казакяна не донеслись крики – он отчаянно ругался на всех языках Леванта и Средиземноморья.

Я видел, что по палубе промчался механик. Он махал руками и вопил. Я поднялся. Густой черный дым повалил из небольшого машинного отделения, его клубы поползли к нам. Это выглядело угрожающе. Как будто некое разумное сверхъестественное существо готовилось сожрать нас, если мы пошевелимся.

Несколько мгновений спустя Казакян покинул свой пост и, не отводя взгляда от облака, как будто испытывая то же, что и я, медленно зашагал в нашу сторону. Он усмехался, качал головой и непрерывно жестикулировал – верный признак настоящего ужаса.

– Благодарю Бога, что вы с нами, мистер Пападакис. Вы – единственный, кто может помочь нам решить эту проблему. Вы гениальный механик. Все в Галате так говорят. Я это знаю.

Его похвалы были просто вступлением, и я мужественно их терпел, ожидая, когда Казакян перейдет к делу.

– Не взглянете на наш двигатель? – спросил он.

Эсме снова перепугалась. Хотя ярко светило солнце, она застегнула пальто и прижалась к спинке скамьи.

Я неохотно последовал за Казакяном в крошечное машинное отделение, прикрыв рот и нос платком. Я остановился, почувствовав, что упираюсь в почти осязаемую стену жара. Я приказал отключить все машины и попытался обнаружить проблему. Двигатель был типичным в своем роде – собрали его не на заводе, а работали с ним люди, которые относились к машине скорее с суеверием, чем с пониманием. Его столько раз чинили, что там, похоже, не осталось ни одной из первоначальных деталей. Я привык разбираться в той необычной логике, которая связывала отдельные части машины, – следовало приноравливаться к причудам чужого ума. Никакие инструкции, никакие книги мне помочь не могли. Через некоторое время выяснилось, что заклинило один из поршней. Я начал разбирать всю примитивную систему, прочищая все детали. Двигатель работал на любом топливе, которое удавалось найти, его латали тряпками, кусками металла, даже остатками банок из-под солонины. Паровой котел был настоящим кошмаром, его спаяли из разных металлических обломков. Я тщательно все собрал заново и отдал приказ запустить мотор. К моему огромному облегчению, двигатель заработал лучше прежнего. Я не собирался становиться каким-то мелким Дедалом для здешнего захудалого Миноса.

Восхищенный капитан Казакин настоял, чтобы я зашел к нему в каюту. Оказалось, что это всего-навсего небольшой закуток позади рулевой рубки. Пахло здесь еще хуже, чем в других частях корабля. Капитан хотел выпить немного арака. Но к тому времени я уже успокоился. Я тотчас сказал, что должен посмотреть, как дела у моей сестры. Темнело. Эсме, дрожа, сидела на скамье, на которой я ее оставил. Я уже измучился и переволновался. Я хотел добраться до Венеции, прежде чем с лодкой еще что-нибудь случится. Я возвратился в каюту Казакяна и сказал, что у Эсме, кажется, сыпной тиф. Его это поразило. Капитан застыл в нелепой позе – он как будто подозревал, что сам, лично заразил Эсме тифом. Потом энергично начал уверять меня, что она просто страдает от морской болезни. Тут я потерял терпение:

– Вы понимаете, я думаю, что могу не только снять проклятие, наложенное на двигатель, но и навести порчу. Я могу остановить корабль, не сходя с места.

Он посмеивался надо мной, но я, очевидно, произвел на него впечатление. Полагаю, он был слишком суеверен для того, чтобы рисковать. Вдобавок я оказался для него настолько полезен, что он решил меня утихомирить. Казакян позвал боцмана и приказал перевести Эсме в одну из недавно освободившихся кают.

– Без всякой дополнительной оплаты, – сказал он мне с таким видом, как будто проявлял чрезмерную щедрость.

В душной каюте стояла кровать с одной-единственной грязной простыней, но это все же было гораздо лучше, чем скамья. Уложив хрупкое маленькое тело Эсме на койку, я заставил всех остальных выйти, а потом раздел и вымыл свою девочку. Она проснулась и не сопротивлялась. Без всякого интереса она выслушала мои слова о том, что двигатель работает нормально и наше путешествие подходит к концу.

– Завтра мы увидим итальянский берег. У меня все под контролем.

Я сказал, что отыщу ей доктора, как только мы сойдем с корабля.

Ночью Эсме успокоилась. К утру лихорадка отступила. Я оставил ее одну на то время, которое потребовалось, чтобы выпить кофе в камбузе и напомнить капитану Казакяну о своей угрозе. Он взмахнул руками и пожал плечами.

– Туда мы и идем! – воскликнул он, как будто я был неблагоразумным требовательным ребенком. – Туда и идем. Разумеется!

Я оставался с Эсме до вечера, не давая себе заснуть с помощью кокаина. Примерно в девять в дверь постучали и вошел капитан Казакян.

Он широко улыбался. Его настроение совершенно переменилось. Я предположил, что он теперь разобрался, где находится корабль.

– Сегодня вечером, – сказал Казакян. – Да. Точно сегодня вечером. В Венеции. Ваша сестра сможет сойти на берег?

– Где вы нас высадите?

– Недалеко от Венеции. В деревне. Вы сможете сесть на поезд. Всего полчаса пути.

– У меня почти нет денег, капитан Казакян. Я не могу позволить себе новые расходы. Вы обещали доставить меня прямо в Венецию, помните?

Он поскреб затылок, явно смутившись, и сунул руку в карман засаленного жилета, когда-то украшенного красивой вышивкой. Поколебавшись, он извлек три соверена.

– Вот, возвращаю… За то, что помогли нам с двигателем. Денег хватит на проезд до Венеции.

Это была смесь задабривания и жертвоприношения богам, неохотное подношение духу, который следил за паровыми катерами. Я принял его золото. Оно было моим по праву.

– Мои люди отведут вас в эту деревню, – решительно заявил он. – Вы найдете там хорошего доктора. Итальянцы – превосходные доктора. Их там много. – Он с тревогой посмотрел на маленькое бледное личико Эсме. – Вы уверены, что это сыпной тиф?