Но, пренебрегая моим предостережением, он прорубился к шару и с силой ударил стальным клинком, который освятили в Храме, как он сказал, и прочли над ним двадцать молитв. Раздался красивый хрустальный звон, звенящий и печальный. Руку с мечом отбросило с такой силой, что Сигизмунд едва удержал оружие, я видел, как лицо исказилось болью.

— Железное сердце? — крикнул я. — Или просто черствое?

Он увернулся от одного удара, но другой пропустил, шлем слетел с его головы от мощного удара, сам Сигизмунд покатился, как выброшенный из костра уголек, я прыгнул вперед и достал того демона кончиком острия.

— Может, — крикнул, — это женское сердце?

Он с трудом поднялся, крикнул с упреком:

— Сэр Ричард!

— Сердце плохой женщины, — уточнил я. — Или плохих не бывает?

— Не бывает настолько плохих!

— Зато какое большое, — сказал я. — Хотя да, полно нечистот… Что там сказал о женском сердце мудрый Соломон?

Он срубил еще одного, торопливо достал флягу, пока я защищал его со спины. Вообще-то здесь в зале не он охраняет мне спину, а я ему: слишком уж снова рвется в центр зала к этому шару с зеленой гадостью, который окружили стеной набежавшие демоны: карлики, средние и гиганты.

На какое-то время нас разъединили, он рубился среди зловещего вида карликов, не достававших ему и до пояса, а навстречу мне выступил гигант выше меня на полголовы, весь в черных, как ночь, доспехах. Даже зловещие факелы, разгоняющие тьму, не могут оставить даже отблеска на странном металле вполне рыцарского доспеха.

Я слишком уверовал в свое умение, попер как на простого демона, а у них разнообразия куда больше, чем у людей, парировал взмах меча, нанес два удара, самоуверенно изготовился завершить еще одним, но гигант опередил, ударив быстро и неожиданно.

Толстая полоса стали в его руке разрубила на моем плече пластину доспеха, как тонкую полоску железа на деревенской наковальне. Острая боль заставила вскрикнуть, алая кровь брызнула фонтанчиком.

Я стиснул челюсти, отступил, фонтанчик исчез, а через пару мгновений я ощутил, как на месте глубокой раны спешно рубцуется в грубый шрам соединительная ткань, отчаянно зачесалось.

Рыцарь не ринулся добивать тяжело раненного, пусть враг истекает кровью, но я перевел дыхание и взял меч в обе ладони.

Он ухмыльнулся, шагнул навстречу уверенно и мощно, меч тоже взял в обе руки, дескать, схватка будет на равных, и окинул меня оценивающим взглядом.

— Паладин, — прорычал он, в густом голосе только уверенность, но нет страха. — Что ж, умирают и паладины…

— Но этот сперва отправит в ад тебя, — заверил я.

Он широко оскалил пасть.

— Только не меня.

Я вскинул меч, клинки сшиблись с таким оглушительным звоном, что на миг по всему залу замерла схватка, затем крики, лязг, стоны и грохот наполнили мир от стены до стены и от пола и до свода.

На этот раз я старался не допустить ни наималейшего промаха. Этот в самом деле великий воин, если не величайший, не только сам хорош, но и пользуется малейшей небрежностью противника.

Несколько минут мы рубились настолько ожесточенно, что время словно растянулось на часы. В какой-то момент оба опустили мечи, давая себе передышку, оба дышим тяжело и с хрипами. Я высматривал момент, чтобы нанести решающий удар, он, видимо, тоже, судя по его оценивающему взгляду, затем оба одновременно подняли тяжелые клинки, и тут с диким воем и грохотом в нас буквально вломилась группа демонов, разъединила, за ними погнался разъяренный Сигизмунд с растрепанными белыми волосами и кровью на щеке.

Демоны в присутствии гиганта в черных доспехах ободрились и, остановившись, попытались выстроить защиту против яростного рыцаря, тот выкрикивал что-то похожее на слова молитв, его меч блистает все так же красиво и страшно, не окрашиваясь кровью, в то время как мой весь в пурпуре по самую рукоять, демоны рычат и бьют его кто палицами, кто молотом, а кто и голыми лапами, где кулаки размером с каменные глыбы и такие же по крепости.

Гигант в черных доспехах с той стороны тоже пытался добраться до Сигизмунда, я начал прорубываться с этой, а Сигизмунду крикнул:

— Этот мой!..

Он откликнулся, не поворачивая головы:

— Как скажете, сэр Ричард!

Я сразил последнего из простых, остался только гигант в черных доспехах. Он поднял меч, но вместо того, чтобы попытаться нанести удар, к которому я вообще-то готов, отступил на шаг и прорычал мощно:

— Сэр Ричард?

Я спросил нервно:

— Что мы знакомы?

— Еще бы, — ответил он, и страшная ненависть прозвучала в его голосе, что из могучего и грохочущего превратился в некое злобное шипение, — хотя вы меня таким еще не видели.

Я всмотрелся пристальнее. Огромный рост и широкие плечи — это не примета, хотя чем-то знаком подбородок, похожий на выдвинутую вперед каменную ступеньку…

— Назовите свое имя, — потребовал я. — Сэр!

— Галантлар, — ответил он. — Не помните, сэр?

Когда-то о самом великом воине Зорра, славном рыцаре Галантларе рассказали мне отцы Епифантий и Дитрих. Тот в силе и доблести спорил с Ланселотом, учтивостью превосходил Галахада, а в чистоте помыслов мог потягаться со святыми отцами. Но я встретил его в замке Амальфи, когда он в облике древнего старца уже иссушил себя колдовством, потому убил без всякого сожаления, начав свое победное восхождение по лестнице титулов и приобретая земли.

— Помню, — ответил я, — рад за вас, сэр… и за себя тоже.

— А почему за себя?

— Старика было убивать неловко, — пояснил я, — а вот такого бугая… с радостью.

— Меня убить невозможно, — отрезал он с великой убежденностью, — на этот раз все будет иначе…

Я молча стер зеленую слизь с рукояти меча. Галантлар вздрогнул, уставился на нее расширенными глазами.

— Это… меч Вельзевула?

— Это мой меч, — ответил я громко на тот случай, если вдруг услышит Сигизмунд. — А от кого я получил, это неважно.

Он опустил меч и упер его острием в пол.

— Я ненавижу вас, сэр, — произнес он с яростью, — как никто никогда на свете! Но тому, у кого в руках этот меч, обязан повиноваться.

Я не поверил глазам, когда он преклонил колено, одной рукой держа меч, снял шлем и наклонил голову, вперив взгляд в пол.

Грохот и крики в зале затихли. Уцелевшие демоны сбежали, как только их предводитель преклонил колено и подставил под удар моего меча шею.

Сигизмунд в недоумении оглянулся, я видел изумление на его прекрасном лице, а невинные глаза вовсе стали как два голубых блюдца, только что вышедшие из рук гончара.