– На самом деле я был отвратительным братом, – вдруг признался он. – Думал только о себе и о деньгах. Макса вытащил из детского дома, да, но никогда особенно не интересовался его жизнью. Давал деньги и плевал на все остальное. А когда очнулся, было поздно. Я выбрался. А он – нет.

Я вздохнула и похлопала его по плечу.

– Честно говоря, никогда не думала, что буду говорить что-то подобное такому человеку, как ты, – искренне сказала я, – но ты же знаешь – и это пройдет. Я верю, что все будет хорошо. Твой брат вылечится.

И я снова похлопала его по плечу.

Стас поднял лицо и внимательно посмотрел на меня.

– Раньше меня брали лицом и телом, девочка. Теперь я учусь ценить свет. Ты как моя Руслана. Слишком много света. Слишком, – он в шутку прикрыл глаза и хрипло рассмеялся. – Даньке повезло.

И он погладил меня по макушке как маленькую девочку.

– К-какому Даньке? – словно ниоткуда появился Люциферов, не слишком твердо держащийся на ногах. Рядом с ним маячил «папочка» и тревожно выглядывал из-за широкого плеча.

– О, и вы тут, – без должных любви и уважения взглянул на Петра Ивановича Стас.

2.17

– И я т-тут. Что за Данька-то, раз жениха Максимом зовут? – сердито спросил отец Русланы и покачнулся.

– Так это ж я Данька, – засуетился «папа», не давая ему оступиться и упасть. – Даниил, то бишь.

– А я думал – ты В-валера! – заплетающимся языком объявил Люциферов.

– Отца Дарьи зовут Даниил. Присядьте, – встал Чернов с места, и я вскочила следом за ним.

– Неуважительно ты об отце своей невестки говоришь, – погрозил кулаком Люциферов и завалился на диван. – Идиоты! До чего страну довели! Полудурки! – после этих слов он закрыл глаза и тихонько захрапел.

Стас закатила глаза, велел своему водителю оставаться рядом с Петром Ивановичем и увел меня в зал, где продолжалось веселье. На танцполе вокруг Матвеева толпились мои «подружки». Поэтому мне пришлось идти и забирать его себе, в свое личное пользование. И он даже не возмущался – был благодарен за спасение, ибо настойчивость девушек начала его подбешивать. На какое-то время нас обоих оставили в покое – мы сидели за своим столом, ели и с удовольствием смотрели на ребят из фаер-шоу: танцы с огнем, крутящиеся в умелых руках горящие пои, жонглирование факелами, пиротехнические спецэффекты – выступление казалось волшебным. Я даже расслабилась на какое-то мгновение, забыв, что играю роль невесты на чужой свадьбе. Однако когда я глянула на Даню, поняла, что он шоу не наслаждается. Смотрит словно сквозь сцену, думая о чем-то своем.

– Клоун, ты в порядке? – спросила я, обняла зачем-то и потерлась щекой о его щеку, однако Матвеев тотчас отстранил меня от себя.

– Не надо, Даш, – снова попросил меня он. И мое настроение в который раз за день испортилось. Он из-за Каролины такой. Не хочет ей… изменять? Размышляет о ее поцелуе с Владом? Тяготится своим положением?

Ничего больше говорить ему я не стала.

Эта пытка, вернее, свадьба, закончилась ближе к полуночи, когда я и Матвеев были на последнем издыхании. Мы оба порядочно устали. И больше всего – от фальшивых улыбок. От фальшивого смеха. От фальшивых слов. И от фальшивых самих себя. Хотя мое притяжение к нему было настоящим. Искренним. Непреодолимым.

Это притяжение рождало противоречивые чувства – то вспышки любви, то всполохи ненависти. Но я старалась оставаться спокойной, разрешив себе не думать о том, что происходит между нами.

Окунувшись в последнюю волну поздравлений от гостей, также порядком уставших, но отыгравших на все сто, я и Даня направились к машине, которая приехала за нами по распоряжению Стаса. И это была не просто машина, а лимузин. Элегантный алый «Экскалибур-фантом» – удивительное сочетание ретро-дизайна и комфортного салона, оснащенного по последнему слову техники.

Не помню, как я оказалась в этом красавце, за рулем которого сидел личный водитель. Не помню, как в салон впихнули домик с подарочными конвертами – кажется, это сделал кто-то из «подружек». Не помню, как на кожаном белоснежном угловом сидении оказалась целая куча букетов, которую перетащили их автомобиля Матвеева. И не помню, как рядом со мной оказался Даня.

Мы мчались по ночным улицам. В салоне играла тихая приятная музыка – что-то из шестидесятых, кажется, Нэнси Синатра. За окнами проносились огни полусонного города – словно разбросанные в обволакивающей тьме драгоценные камни. Но самые яркие камни, самые яркие блики и искры были на моем безымянном пальце. На обручальном кольце. На блеск бриллиантов я смотрела отстраненно и устало. И почему-то думала, что камни на кольце Дани не сверкают так ярко. Могут ли сверкать черные камни?

Наверное, нет.

Мы ехали и молчали – каждый думал о своем. Я – о Дане. Он, наверное, о Каролине. Едва я вспомнила ее, как мне стало невыносимо душно. Я открыла окно и высунулась в него, подставляя лицо ветру, приносящему прохладу, и глотая ртом свежий воздух. Однако почти сразу меня затащили обратно в салон.

– Осторожнее. С ума сошла? – спросил Матвеев, нахмурив брови.

– Да, – улыбнулась я и откинулась на спинку сидения. – Наверное, так и есть. Сошла с ума. А вообще, иди к черту, Матвеев, – беззлобно посоветовала я ему и посетовала: – Как меня все достало. Свадьба. Люди. Даже это платье.

– Какая ты злая, – отозвался он, пытаясь внести в нашу беседу нотки шутливости.

– Просто мне все труднее выносить чужую тупость и относиться к ней снисходительно, – отозвалась я.

– То есть из машины едва не вывалилась ты, а тупой – я? – поинтересовался он. – Прелестно.

– Какой обидчивый, – хмыкнула я. – Вообще-то, это не про тебя. Про некоторых индивидов на свадьбе.

– Про блондинчика? – мигом подхватил Матвеев. – Как его зовут? Игорек?

– Скорее, про девушек, которые пытались повиснуть на тебе, как сопли на носу, – рассмеялась я.

– Твои метафоры все более чудны.

– Я немного пьяна. Почему бы мне не чудить хотя бы в метафорах? – заметила я. У Дани не нашлось, что мне ответить. А может быть, он просто не захотел.

Его взгляд упал на мои руки – пальцы теребили кольцо.

– Дома снимешь, потерпи, – зачем-то сказал он. И я лишь кивнула.

Мы приближались к нашему временному пристанищу, однако не доехали до него – я попросила остановиться около того самого парка, в котором видела Матвеева и Серебрякову.

– Хочу немного подышать воздухом, – объяснила я, натягивая поверх свадебного платья куртку. – Можно?

– Можно, – вздохнул Матвеев. – Только недолго. Прохладно.

– Спасибо, папочка, – улыбнулась ему я и первой выпорхнула из лимузина.

Да, было прохладно, однако я почти не замечала этого – все мое внимание было приковано к листьям, устилавшим дорожки, которые ярко освещали круглые уличные фонари. Их свет был мягким и теплым – сливочно-карамельным, и казалось, будто среди деревьев зависли маленькие луны.