Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прощание длилось мучительно медленно; толпа расступалась неохотно. Каждый брал за обязанность обмолвиться словечком со всеми, и меня затягивало в водоворот. Кто-то подходил, улыбался, говорил, я автоматически отвечала, при этом не переставая мучиться от оглушительного звона.
Марина что-то втолковывала тренеру соперников, плюющемуся ядом; Солейль и капитан остервенело совершали одно рукопожатие за другим; Антон сверкал глазами и явно порывался подойти и высказать все, что думает, но почему-то сдерживался. Наверное, из-за того, что до него никому не было дела: с нашей стороны еще не схлынула волна бурных эмоций, а их придавило разочарованием и злобой.
Антон с удовольствием разбил бы нос Солейлю; Стрелок поведала, что у них с Изенгрином треугольник взаимной ненависти, и каждый использует любую возможность подраться или унизить неприятеля. Теперь в этот треугольник наверняка включилась и я – недаром же враг окатывал меня примерно таким же количеством ярости.
Я бы продемонстрировала полную солидарность с его чувствами, но не располагала силами даже на собственную физиологию. Меня вело то туда, то сюда: закрывай глаза, не закрывай, дыши правильно, не дыши. Нутром я ощущала, как Варвара царапает края дыры в барьере и раздвигает ее ткань.
Я сидела на скамейке, уткнувшись в собственные запястья. Ничего не существовало; была только Варвара и наше с ней ожесточенное противостояние.
– Хель, что ты там сидишь, как неродная? – окликнула Марина. – Айда сюда!
Я подняла веки, едва не поддевая их ногтями, и сфокусировала взгляд: Марина, капитан и Солейль стояли на белой линии в середине зала – единственные люди в помещении, не считая меня. И зрители, и вражеская команда уже ушли, оставив после себя запах пота.
Странно. Антон наверняка должен был подойти и выдать что-нибудь обидное. Хотя, возможно, он так и сделал, а я невольно проигнорировала его оскорбительные изыски.
– Что ты плетешься? – недовольно фыркнул белобрысый.
– Догадайся, – буркнула я, почесав висок указательным пальцем, дескать, припомни приступ моего безумия, когда я чуть не утопилась – как ныне выяснилось, под воздействием Варвары. Солейль нахмурился.
– Ты молодец, – улыбнулся капитан, протягивая мне широкую ладонь. – Никто и предположить не мог, что вы сделаете конец таким изящным. Все будут долго отходить.
– Спасибо, – ответила на рукопожатие я, надеясь, что оно не разоблачит мою слабость. – Мы долго репетировали. Получилось не так гладко, как планировалось – мы упали, – но не думаю, что это играет решающую роль.
– Не играет совершенно никакой, – заверила Марина. – Откровенно говоря, я готова петь вам дифирамбы и водружать на головы лавровые венки. Как насчет чаепития? Как-нибудь через пару дней, когда все будут в состоянии адекватно соображать. А?
– Прекрасная идея, – подмазался Солейль. – С удовольствием приду.
– Я за, – согласился капитан. – Только если присутствовать будут все члены команды. Солейль и Хель избавили нас от горечи поражения, но остальные тоже показали себя достойно и вполне заслуживают небольшой награды.
– Мое отсутствие оскорбительно, – решила я, – поэтому нанесу вам визит. Только сообщите время и место.
– Сделаю рассылку, главное, не пропусти. Ладно, – женщина хлопнула в ладоши. – Матч получился великолепный, любо-дорого смотреть. Скоро на школьном сайте опубликуют видеозапись, можете насладиться. А сейчас мне пора, нужно заполнить кучу бланков, так что идите и отдохните хорошенько. Горжусь вами.
И она приняла нас троих в свои объятия. Как длины рук хватило на мускулистого широкоплечего капитана, отнюдь не миниатюрную меня и длинного, как хлыст, Солейля – загадка.
– Спасибо вам, – дружно поблагодарили ее мы и направились к выходу. Марина скрылась в кабинете.
– Вы превосходно сработались, – произнес капитан, захлопывая за собой дверь. – Признаться, не ожидал от вас такой слаженности. Первая победа за столько лет!..
Солейль махнул рукой, тем не менее польщенно прищурившись:
– Брось, кэп. Я, конечно, неотразим, но лучше говори милости ей, – он грубо указал на меня, – вот ей самооценку повышать необходимо. Она такая ущербная, что даже страшно, как она справляется с осознанием бытия.
– Ублюдок, – почти уважительно прищурилась я.
– Ну полно, полно, – прервал нас капитан. – Мы все устали, сейчас не время для скандалов. Вы измотаны и на пределе. О здоровье надо заботиться, не игнорируй это. Тебя проводить до дома?
Пожалуй, мне стоило бы давно смириться с тем, что люди в гимназии поразительно заботливы и чутки. Исключения вроде Солейля не в счет. Прошло уже столько месяцев с тех пор, как я завела знакомства, но проявления широты человеческой души по-прежнему поражали. Воспоминания о прежнем месте учебы так просто из головы не выветрились; чаще они уходили на задворки памяти, но порой, при таких обстоятельствах, как сейчас, всплывали на поверхность. Ударяли по затылку, нашептывая, что доброта – дешевый обман, ловушка, заставляли удивляться тому, что в мире существует школа, где ученики сами развивают в себе положительные качества, учатся ответственности. Ни разу я не столкнулась с тем, чтобы учителя кричали, ругались или оскорбляли подопечных, обвиняли их в том, что они не способны выдержать жестокость реальности, сдержать ее удар, достичь чего-то, как каждый день поступали учителя в бывшей школе. В массе ученический коллектив и преподавательский состав включали гордых, умных, адекватных людей.
– Нет, спасибо, – тронуто отказалась я, лелея надежду, что не обижу капитана, встревоженного моим состоянием. – Чувствую себя абсолютно нормально, доберусь до дома и тут же лягу спать. Спасибо.
Перед глазами скакали разноцветные круги, кончики пальцев занемели и не подчинялись. Я с ужасом поняла: Варвара берет под контроль тоненькие нити, обматывая меня ими, как марионетку, которой ей предстоит управлять.
– Я сам тогда пойду домой, еще сестре с уроками помогать… Удачи вам. Спасибо за сегодня. Я у вас в долгу.
И, чуть поклонившись, он сбежал по лестнице. Вскоре его шаги стихли в конце коридора.
– Постарайся никого не убить по пути, – посоветовал Солейль и последовал за ним.
Я дождалась, когда он свернет в раздевалку, и бросилась в туалет.
Пальцы постепенно отнимались и дергались, словно кто-то проверял действенность ниточек. Мир переворачивался вверх тормашками и обратно, так что приходилось цепляться за стены и двери, чтобы не упасть, и приказывать ногам шевелиться. Из классов, мимо которых я проползала, доносились монотонные голоса учителей; охранник смерил меня подозрительным взглядом, но не остановил.
Справиться с ручкой едва ли удалось. Поняв, что все ниже локтя меня не слушается, я взяла ее зубами и