Так вот, именно с этим преподавателем у Марика сложились особенно скверные отношения, именно его курс, уверял Марик, ему ни за что не сдать на предстоящей весенней сессии.

– Ой, он та-акой гад! Придирается, всё ему не так… Мамочка, голова что-то разболелась… Сделай мне точечный массаж, а? (теперь голова Марика уже на коленях у Инки). О-о, во-от так… Как хорошо-о!.. Мамочка, пониже, во-от тут… Он меня просто ненавидит, преследует, другие парни не лучше учатся, и ничего… А со мной, как с собакой! На тесте глаз с меня не спустит, попробуй тут списывать! Мамочка, ты мне поможешь? Придумаешь что-нибудь?

– Конечно, – рассмеялась Инна. – Уже придумала: с сегодняшнего дня начнем заниматься!

Она, действительно, могла бы Марика натаскать, потому что в этом учебном году изучала «Паскаль». Но Марик вовсе не собирался с её помощью готовиться к тесту! Он рассчитывал совсем на другое, и Инка отлично понимала это.

– Вариант второй, – продолжала она вышучивать Марика. – Зайду в класс, сяду с тобой рядом и будем писать тест вместе!

– О-очень остроумно! – Обиделся Марик.

Мы продолжали острить, Марик продолжал изображать обиду. Но вскоре выяснилось, что дурачками-то были мы, потому что хитрый Марик кое-что задумал, и выполнять его план пришлось не только Инке. Волею судеб я тоже стал участником операции «Спасение Марика»…

* * *

Недели через две начались экзамены. Марика я больше не видел и, сказать честно, о нем не вспоминал. И вот иду я однажды по коридору, на душе легко, только что сдан один из трудных экзаменов, и встречаю Инну. Стоит она с подружкой возле какой-то аудитории, в руках держит листки…

– Ты что, с экзамена?

Оказывается, экзамен сейчас у Марика, а Инна с подружкой – «на стрёме». Марик уже выбегал к ним, использовав старую, как мир, уловку: сказав, что у него расстройство, был выпущен в туалет и вынес переписанные задания. Инна быстренько их решила и теперь ждет то ли Марика, то ли его посланца…

Не прошло и пяти минут, как из аудитории выскочил парень с запиской. Приказ: идти с ответами в соседний туалет, запереться в кабинке, ждать Марика… Тут даже Инка возмутилась: ну и наглец! Как это мило: она должна сидеть в мужском туалете! «Что будем делать?» – спросила Инна и поглядела на меня умоляюще. Эти милые карие глазки… Разве я мог отказаться? Так и стал я участником операции на самом её рискованном этапе. Насколько рискованном и драматичном, я и представить себе не мог.

Туалет на этом этаже был, как и все остальные, просторным, идеально чистым и, к моему великому облегчению, совершенно пустым. Я заперся в одной из кабинок. Ждать пришлось недолго: щелкнул язычок на дверях, кто-то вошёл, раздался шепот Марика: «Валера, ты здесь?» – и он забежал в соседнюю кабинку… Везуха – ни одного свидетеля! Я быстренько подсунул листы с ответами под разделяющую нас перегородку. Но буквально в ту же секунду распахнулась, с грохотом ударившись о стену, дверь туалета и раздался чей-то злобный визгливый голос:

– Мэйзер, ты здесь, я знаю! Немедленно выходи!

Догадался, ужаснулся я. Ещё бы, как было не догадаться! Сейчас вломится к Марику и… Тут я увидел, что из-под стенки снова вползают в мою кабинку знакомые листочки.

– Смой… И сиди там! – прошептав это, Марик шумно спустил воду и вышел из кабинки. Ужасно обидно, что я не видел, а только слышал сцену, которая тут же и началась.

Голос профессора:

– Ты что тут искал? Не двигайся! Стой прямо!

Голос Марика:

– Что вы делаете? Оставьте меня!

Голос профессора:

– Что я делаю? Обыскиваю тебя, мошенник! Где листки?

Голос Марика:

– Отойдите! Вы не смеете… Слышишь, не трогай меня… Гей! Ты – гей!

Голос профессора:

– Ах ты подлец! Говори – списывал ответы? Кто принес?

Я похолодел… Ведь если обнаружат и меня… Недавно по такой же причине из колледжа исключили одного или двух парней… Что делать? Спускать листки в унитаз я пока не мог, боялся нашуметь.

Тем временем Марик, продолжая вопить, продвигался к выходу. О, он был хитер, ничего не скажешь! Он без перерыва кричал: «Отойди от меня! Гей! Не смей меня трогать! Ты гей! Ты гей!» Он мог бы, конечно, хорошо наподдать профессору, профессионально наподдать, потому что занимался боксом. Но выгоднее было оставаться беззащитной жертвой, и Марик только отталкивал от себя этого незадачливого дурака, который не понимал, как он подставился. «Гей!» – разносилось теперь по всему коридору. Собрался народ…

В туалете стало пусто. Я быстро разорвал листочки и, закрутившись, они исчезли в потоке воды. Вышел я из кабины только после того, как голоса затихли. В коридоре за углом меня ждала Инка.

– Марк исчез… В аудиторию не вернулся, где-то прячется, – возбужденно сказала она. – Что будет? Как думаешь, исключат?

Я пожал плечами:

– Вряд ли… Ведь тестов-то не нашли. Да ты слышала, что Марк орал? Скандал теперь начнётся.

– Ну, скандал-то он поднял, а тест всё равно провалил, – усмехнулась Инна. – Пошли, нам его не дождаться!

Мы оба оказались правы. Скандал разгорелся, потому что Марик пошёл в деканат и обвинил профессора в сексуальном домогательстве под видом обыска. Свидетелей у него нашлось немало. После летних каникул профессор в колледже больше не появлялся. Уволили или сам решил уйти, я не знаю. Позже говорили, что вроде бы он уехал в Россию преподавать. Мы от души сочувствовали его русским студентам.

Марику пришлось заново брать курс «Введение в компьютерные науки»: профессор, этот «долговязый гей», как Марик его теперь именовал, влепил ему непроходной балл.

А я у миссис Салиски даже на четверку не вытянул: получил три с плюсом. И тоже воображал себя жертвой. Не сексуального домогательства, а антисемитизма.

– Держи, – сказала мама и протянула мне сумку. – Осторожно – тарелки…

Вот уже третий месяц я по субботам отношу отцу обед. Но даже если бы я это делал сто лет, мама всё равно напоминала бы: «Неси осторожно». Посмеиваясь, я обещаю не колотить тяжелой сумкой по стенкам и выбегаю из дома.

Весной 81-го свершилось, наконец, то, к чему так долго стремился отец: он открыл маленькую сапожную мастерскую.

Всё то время, что отец работал у Мирона, он упорно, но безуспешно пытался снять для мастерской хоть какое-нибудь помещение. По воскресеньям целыми днями пропадал в Манхэттене, истоптал его вдоль и поперек. Уж, казалось бы, где, как не в Манхэттене, где на каждом шагу магазины, мастерские, ателье и прочие предприятия, предоставляющие немыслимое количество бытовых услуг, можно было найти подходящее местечко! И клиентов тут хоть отбавляй, кишмя кишат по улицам, сбивают свои каблуки и протирают подошвы. Значит, увидят мастерскую и будут заходить… Так-то оно так, но арендовать что-нибудь в Манхэттене оказалось отцу не по карману.