Актера Эрвинга (которому только что передъ тѣмъ былъ пожалованъ титулъ сэра) я нашелъ все въ томъ же театрѣ «Lyceum», гдѣ онъ создалъ свои лучшія шекспировскія роли. Но на этотъ разъ шла романтическая драма въ стихахъ изъ жизни короля Артура и его рыцарей, на тему супружеской невѣрности королевы Джиневры и рыцаря Парсиваля. Тогда Эрвингъ уже застылъ въ извѣстныхъ формахъ исполненія. Онъ примыкалъ скорѣе къ нѣмецкой школѣ. Я думаю, что у него никогда не было большого темперамента. Онъ выработалъ себѣ дикцію, не безъ благородства и пріятности но суховатую и декламаторскую. Его никакъ нельзя поставить вровень съ такимъ артистомъ, какъ Сальвини и въ немъ нѣтъ даже блеска и виртуозности, какими мы восхищались вь лучшіе годы Эрнесто Росси. Въ этотъ разъ онъ мнѣ показался похожимъ на пастора, одѣтаго легендарнымъ королемъ, и притомъ пастора уже старика. Это происходило и отъ его длинной худой: фигуры и такого же худого, почти испитого лица и глухого голоса, въ которомъ мнѣ не удалось подслушать ни одного молодого звука. Его постоянная партнерка и подруга Эленъ Терри (меньшая сестра той Кэтъ Терри, которая сошла со сцены въ 1867 г.) хотя по лѣтамъ уже пожилая женщина, (такъ какъ ей было около пятидесяти), но со сцены еще очень пріятнаго вида: крупная, роскошныхъ формъ, съ задушевнымъ голосомъ и прекрасной манерой произносить стихъ. Я знаю друзей театральнаго искусства, которые предпочтутъ актрису, какъ Эленъ Терри, Сарѣ Бернаръ, хотя она и не обладаетъ такой же виртуозностью. Въ ней, какъ и во многихъ англійскихъ женщинахъ на сценѣ, намъ русскимъ слышится что-то близкое, происходящее отъ большей задушевности тона и той внутренней некрикливой и теплой страстности, въ которой сказываются лучшія стороны британской души.

На театрѣ «Lyceum» и почти вездѣ, куда я попадалъ въ послѣдній разъ, я видѣлъ какіе успѣхи сдѣлалъ Лондонъ по художественной постановкѣ пьесъ. По этой части, онъ положительно двинулся дальше Парижа и только мейнингенцы, на своихъ лучшихъ представленіяхъ, могли-бы конкурировать съ тѣмъ, что вы находите въ Лондонѣ. Декораціи, аксессауры, освѣщеніе, всевозможныя детали реальной жизни — все это дышетъ, даетъ вамъ почти полную иллюзію. Особенной законченностью отличались двѣ декоративныхъ обстановки, видѣнныхъ мною, первая: лѣсъ въ маѣ мѣсяцѣ, куда жена короля Артура приходитъ съ своими приближенными рвать цвѣты боярышника и вить вѣнки; а вторая: салонъ съ балкономъ, въ запущенномъ венеціанскомъ палаццо, съ видомъ на Canal grande. Такое художественное воспроизведение комнаты я считалъ послюнимъ словомъ обстановочнаго дѣла.

Въ декораціи и обстановкѣ были воспроизведены всѣ реальныя подробности стараго барскаго палаццо: отдѣлки стѣкъ и потолка, мебель, objets d’art и на первомъ планѣ венецианская стуфа, мраморная низкая печка съ барельефными украшениями.

Въ современной драмѣ и комедіи англійская простота остается въ полной силѣ. Разумѣется, парижанин, привыкшій къ манерѣ и дикціи лучшихъ актеровъ, въ правѣ будетъ находить, что у англійскихъ исполнителей совсѣмъ нѣтъ никакой дикціи, что они болтают, а не говорятъ; но это будетъ чисто французскій взглядъ. He отрицаю того, что для нашего уха манера говорить англійскихъ актеровъ, особенно въ пьесахъ изъ современной жизни, черезчуръ уже реальна. И во всемъ томъ что французы иазываютъ «mise en scene», т. о. въ веденіи дѣйствія, въ движеніяхъ, посадкахъ, перемѣнахъ мѣста — вы сейчасъ увидите огромную разницу съ тѣмъ, что до сихъ поръ еще обязательно напр., во «Французскомъ Театрѣ». И въ поминѣ нѣтъ, на лондонскихъ сценахъ, этого торчанія на переднемъ планѣ, у суфлерской будки, которой давнымъ давно не существуетъ въ англійскихъ театрахъ. Суфлеръ, на случай необходимости, слѣдитъ за текстомъ гдѣ-нибудь, изъ-за боковой кулисы. и кое-когда подаетъ предречiе въ незамѣтное отверстіе.

Для меня, такъ долго изучавшаго театральное дѣло, и въ особенности преподаваніе сценическаго искусства, не совсѣмъ легко было согласиться съ тѣмъ, что уровень сценической игры на лучшихъ и даже второстепенныхъ лондонскихъ сценахъ (а также и въ провинціи, куда я попадалъ) никакъ не ниже средняго уровня во Франціи, Германіи и у насъ, въ Россіи. А между тѣмъ въ Лондонѣ нѣтъ такого учрежденія, какъ парижская консерваторія или наши казенныя театральныя школы. Я лично обращался, по этому вопросу, къ моему знакомому, извѣстному актеру, мистеру Виндамъ, содержателю и директору театра «Крайтиріенъ», и онъ завѣрилъ меня, что до сихъ поръ англійскіе актеры и актрисы, или совсѣмъ самоучки, или проходятъ выучку подъ руководствомъ режиссеровъ, директоровъ и главныхъ актеровъ. Въ Лондонѣ не было тогда сколько-нибудь извѣстныхъ профессоровъ декламаціи, или частныхъ школъ, имѣющихъ солидную репутацію. И, несмотря на это, театральное дѣло повторяю я — стояло no игрѣ, не ниже, тѣмъ гдѣ-либо, a пo художественной постановкѣ—выше, чѣмъ даже въ Парижѣ. Это стремленіе къ богатству отдѣлки, изяществу обстановки сказывается не только на сценѣ, но и въ томъ, какъ декорированы театральныя залы. Въ любомъ хорошемъ лондонскомъ театрѣ (гдѣ, однако, нѣтъ огромныхъ фойе и монументальныхъ лѣстницъ) вы начиная съ коридоровъ, чувствуете себя совершенно иначе, чѣмъ на континентѣ. Только въ послѣдніе годы въ Германіи стали такъ обставлять внутренность театровъ. Вы точно попадаете въ салоны и даже въ коридорахъ находите отдѣлку, настраивающую васъ не такъ, какъ въ большинствѣ континентальныхъ театровъ, не исключая и нашихъ казенныхъ.

Тоже находите вы и въ лондонскихъ зрительныхъ залахъ легкихъ увеселеній. Такихъ заведеній какъ Альгамбра на Лейстеръ-скверѣ, или его соперникъ черезъ улицу «Empire», или громаднѣйшій «Олимпикъ» вы нигдѣ не найдете на континентѣ. Уровень того, что поется въ куплетахъ, въ концертныхъ отдѣленіяхъ такихъ мѣстъ, не выше, чѣмъ въ Парижѣ, Берлинѣ и Вѣнѣ, можетъ бытъ, даже грубѣе, чо балеты, всякаго рода «exhibitions», колоссальныя пантомимы съ персоналомъ статистовъ, доходящимъ до тысячи человѣкъ и болѣе — все это богаче, красивѣе и оригинальнѣе. И даже легкіе нравы, ютящіеся въ тѣхъ проходахъ и коридорахъ, гдѣ во время спектаклей пьютъ и курятъ, не имѣютъ того вызывающаго и пошлаго оттѣнка, какъ въ соотвѣтственныхъ мѣстахъ Парижа, несмотря на то, что мужчины больше пьютъ и при случаѣ способны даже на буйство, весьма рѣдко происходящее въ Парижѣ.

Лондонъ, въ лѣтніе сезоны, какъ для музыки, такъ и для всякаго рода зрѣлищѣ, есть огромнѣйшая ярмарка, куда стекается все, что только, и на континентѣ, есть выдающагося и жаждущаго всесѣтной репутаціи и золота. Довольно того факта, что въ мою послѣднюю поѣздку, въ двухъ большихъ театрахъ Лондона (въ томъ числѣ въ Друри-Лэнѣ) двѣ звезды континентальнаго искусства — Сара Бернаръ и Дузе — играли въ одно и то же время; мало того, бывали дни, когда и та и другая исполняли, одна по-французски, другая по-итальянски — одну и