Письмо П. А. Румянцева Г. А. Потемкину об удачном нападении на турок

С некоторого времени турки стали гнездиться против моего левого крыла и, что мне казалось по многим причинам, иметь разные виды. Желая их узнать и от себя отогнать, я приказал генералу Каменскому на них напасть. Он обжидать был должен лучшей погоды, но, наконец, выйдя из терпения своего ждучи, сделал то с довольною удачей. Жаль только, что сия дурная погода, от которой все естество страдать до́лжно, мешает нам не только продолжать или умножать наши успехи, но отнимает у нас все способы к сообщению и доставлению необходимо надобных и жизненных средств.

Особливо в самый праздник Рождества казались все стихии быть в движении, и я не помню ничего подобного, и ежели бы я прежде Молдавии не знал, я бы ее счел за землю, на беды и несчастия сотворенную. Я желаю от всего моего сердца, чтобы мы предуспели все свои распоряжения выполнить и войска ввести в квартиры до сих вьюг, или чтобы их вовсе не было, а и были бы, то род вихря, который мы уже перенесли; и всех благополучий на свете.

Вам всегда искренно желающий и сердцем вас любящий и почитающий граф

Из реляции П. А. Румянцева Екатерине II о положении дел на нижнем Дунае

…Неприятель продолжает все усиливать свои войска в нижней части Дуная и делать разные покушения по обоим сторонам Прута и от Бендер, и одна оттуда высланная партия напала 19-го сего месяца на наш в селе Мирени из 25 казаков состоящей обвещательный пост, при чем два казака убиты, а одиннадцать пленными взяты были; но донским полковником Серебряковым, которой по первому известию за ней погнался, была она на реке Быке опрокинута, и многие на месте положены, и предводитель сам с другими пятью пленными сделаны…

Секретный рескрипт Екатерины II П. А. Румянцеву о вызове его ко двору

Союз оборонительный между нами и императором Римским, в 1781 году восстановленный, сколь скоро известен стал берлинскому двору, возбудил в нем подозрение; и хотя со стороны нашей употреблены были все средства к отъятию оного уверениями, что обязательства наши суть в существе их невинные, что в них ручательство наше на целость германской конституции предохранено и что мы ни на что вредное королю Прусскому не поддадимся, покуда он дружбу и доброе согласие с нами сохранять станет, но, по взаимному соперничеству берлинского двора с венским, целые полвека продолжавшемуся, не могли сии уверения вовсе успокоить первый.

Правда, что невзирая на то, когда настояли у нас споры с Портой, присоединением Тавриды к империи нашей кончившиеся, когда венский двор в силу помянутого союза готовил знатные вооружения и когда Франция для недопущения нас удержать за собою татарские земли употребила разные средства и самые угрозы венскому двору, подавая повод берлинскому принять с ней участие в недоброхотных ее против нас поступках, покойный король Прусский[118] не токмо остался спокойным зрителем сего события, но и когда вслед за тем дело шло о промене Баварии в пользу императора на Нидерланды, искал он сие отвратить найвяще самыми дружественными с нами изъяснениями, соблюдая умеренность и надлежащее к нам уважение по кончину свою.

По вступлении на престол племянника его, потсдамский кабинет, управляемый министром беспокойным и заносчивым, весьма переменил свое поведение. Вам известно, что, не имея от нас ни малейшей причины к вражде, употребил он через посланника его Дица в Константинополе сильные способы возбудить турок к объявлению нам войны самой неправедной. Собственное ваше проницание объемлет, без всякого сомнения, какие для себя виды имел он из такового возжения войны между нами и врагом всего христианства.

Мы однако же продолжали сохранять дружество с королем Прусским и, конечно, далеки были и тут, чтобы искать и заводить новые во вред его беспокойства; но он не удовольствовался сими потаенными против нас подвигами, а приняв в досаду, что мы по существованию между нами и Портой войны, в которой император принял деятельное участие, не могли на настоящее время приступить к возобновлению союза, с дядей его бывшего, ниже́ принять тотчас от него предложенное в примирение нас с турками после свежего и тяжкого оскорбления, нам от сих варваров причиненного, начал и явно вопреки нашим интересам действовать, как то известны его поступки в Польше, в Дании и Швеции, нимало не сходные тем дружеским изъяснениям, кои не один раз от него повторены были в самое то время, когда уже дела вовсе оным противные располагаемы были.

Хотя мы в сугубой войне нашей и прилагаем всемерное попечение отвратить воспаление нового огня и хотя не упускаем истощевать [затрачивать] средства умеренности, но оные не могут иначе быть, как соразмерно достоинству нашему, и потому мы обязаны заранее помышлять о способах к предохранению всего, что с честью, безопасностью и пользой империи, от Бога нам вверенной, сопряжено. Уважения сии заставляют нас планы военных действий наших против неприятелей наших открытых располагать таким образом, чтобы мы могли найтись в мерах и против помянутого государя, если бы он, не удовольствовавшись посредственными неприязненностями, принудил нас до непосредственной обороны.

Мы, во-первых, тут приемлем в уважение, что против такого неприятеля предводительство оружия нашего всего лучше и для государства надежнее вверить полководцу, которого первые отличные подвиги, знаменитыми успехами увенчанные, были против сего неприятеля, в ожидании, покуда дела решатся или мирно, о чем мы не престаем молить Всевышнего, или же дойдут до иной развязки.

Вы просвещенным советом вашим и трудами общими с прочими от нас доверенными будете наилучше способствовать надлежащим приготовлениям и распоряжениям; почему и соизволяем, чтобы вы ко двору нашему прибыли, оставив войска, Украинскую армию составляющие, под главным начальством нашего генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического, тем более что, как выше сказано, соображая план войны нашей против Порты с нужными и в другую сторону осторожностями, да и уважая на те препятствия, коими легкомысленные поляки, обольщенные прусским двором, затрудняют самые необходимые надобности для армии нашей, мы долженствуем сократить действия наши на пунктах к границам нашим, под начальством означенного генерал-фельдмаршала состоящим, ближайших и подручных, дабы обеспечить пропитание и снабжение войск наших изнутри пределов российских.

При сем случае воспоминая ваши усердия к нам и Отечеству, подъятые в течение многих лет труды и знатные заслуги, славу неувядаемую вам приобретшие, не можем оставить без подания вам удостоверения, что мы всегда были и пребудем к оным признательны и что монаршая наша милость и отличное к вам благоволение навсегда с вами останутся.