В таком случае они, пожалуй, узнают и меня, – подумал Крейн. «Лезь ко мне на колени, сынок».

Он вытер ладони о штаны.

– Ну, – сказал Джошуа, – теперь вам нужно освободить сознание от всего, кроме мысли о том вопросе, который вы намерены задать. Дело серьезное, и отнеситесь к нему серьезно.

«Освободите сознание для карт», – подумал Крейн. Он кивнул и глубоко вздохнул.

– Каков ваш вопрос? – спросил Джошуа.

Крейн сдержал безнадежную улыбку, и когда заговорил, голос его прозвучал твердо:

– Как мне перенять отцовскую должность?

Джошуа понимающе кивнул.

– Вы можете перетасовать карты? – спросил он, подтолкнув колоду через стол ближе к Крейну.

– Да.

Крейн срезал колоду и быстро перетасовал семь раз подряд, инстинктивно держа карты почти вплотную к столу, чтобы в его блестящей поверхности не отразилась нижняя карта. Потом подвинул колоду к Джошуа.

– Срезать?

– Нет.

Пожилой гадатель быстро разложил карты на две кучки, одна вдвое больше второй; большую он разделил таким же образом, и следующую большую так же, в отношении два к одному…

В результате на столе оказались шесть неравных стопок карт. Гадатель взял ту из них, которая лежала крайней с запада, и начал вертикально выкладывать карты на столе.

Первая карта оказалась Пажом Чаш; картинка изображала молодого человека в одеждах эпохи Возрождения, стоящего на берегу стилизованного океана и держащего в руке кубок, откуда высовывалась голова рыбы.

Крейн расслабился, испытывая одновременно и облегчение, и разочарование. Изображение было графическим, в стиле девятнадцатого века, и нисколько не походило на многоцветную живопись а-ля Кватроченто, украшавшую карты, которыми пользовался его отец. Может быть, с этими картами ничего не получится, подумал он.

За легким шлепком, с которым карта соприкоснулась с шелком, последовала дробь дождевых капель по оконному стеклу за шторами.

«Если мрачны небеса…», – подумал Крейн.

Следующей картой был Император, старик в короне, сидящий на троне, неловко скрестив ноги, как будто они болели от старой раны.

Близкий гром сотряс стекла, и тут же с улицы донеслись удар и скрежет автомобильной аварии. Дождь усилился, стало слышно, как он шумит по мостовой.

Джошуа недоуменно вскинул голову, но все же сдал третью карту.

Это оказался Дурак, юноша, пляшущий на краю пропасти, преследуемый собакой, которая норовила укусить его за пятку.

Остальные карты неожиданно вырвались из руки Джошуа, устремились к Крейну – тот успел лишь немного пригнуться – свистели в воздухе и колотили по нему. Одна стукнулась о поверхность пластмассового глаза, и в миг потрясения Крейн снова ощутил себя маленьким мальчиком, оцепеневшим от раны и немыслимого предательства.

Но он тут же заставил себя собраться, вспомнить, кто он такой и зачем пришел сюда.

Карты, сказал он себе, помнишь? Не плачь, тебе уже не пять лет. Ты пришел посоветоваться с картами.

Полагаю, в конце концов сгодится любая карта Таро.

Его сердце отчаянно колотилось.

Он думал: «Ответ мне не понравится, или я не пойму его».

Крейн медленно выдохнул и выпрямился, слыша, что карты у него за спиной продолжают шуршать. Он осторожно повернулся в кресле. Карты дергались и подпрыгивали на ковре, как будто дом сотрясало мощное землетрясение.

Снаружи дождь превратился в ливень.

Джошуа оттолкнул свое кресло и поднялся.

– Убирайтесь отсюда, – шепотом сказал он Крейну. Его лицо сделалось белым. – Я не хочу знать, кто вы такой. Просто… убирайтесь немедленно.

Крейн часто дышал, у него чуть ли не руки свело от желания выпить, но он покачал головой.

– Я, – сказал он, тщательно подбирая слова, – все же нуждаюсь в ответе на свой вопрос.

Старый гадатель издал невнятный жалобный звук.

– Как вы не понимаете, что я не могу помочь вам? Боже мой… – он не договорил фразу.

Крейну вдруг пришло в голову, что он хотел сказать нечто вроде «вам не сможет помочь даже тот-то и тот-то!».

– Кто? – резко спросил Крейн. – Кто, по-вашему, может?

– Не знаю… совершите паломничество к римскому папе, что ли. Если вы сейчас же не уйдете, я вызову по…

– Вы знаете кого-то, кто способен сыграть эту безлимитную игру. Скажите, кто это.

– Клянусь, я не знаю, и я звоню в полицию…

– Отлично, – сказал Крейн, широко улыбаясь, и встал с кресла. – Если вы не назовете мне этого человека, я приду сюда… нет, я узнаю, где вы живете, и отправлюсь туда, и… – чем можно напугать престарелого человека? – разденусь догола и буду раскладывать пасьянс вот этими треклятыми штуками перед вашей парадной дверью, я… – он уже кричал, – я принесу дюжину трупов и буду играть с ними в «присвоение» с просфорами вместо фишек. Я стану этим, чтоб его, одноглазым валетом и сыграю на свой глаз!

Он вскинул руки к лицу, выдавил из орбиты искусственный глаз и в трясущейся руке протянул его старику.

Джошуа в самом начале этого взрыва обрушился в кресло, и теперь по его щекам текли слезы. Несколько секунд оба молчали.

– Все равно, от этого мне уже хуже не будет, – всхлипнул в конце концов Джошуа. – Я уже не посмею остаться в Лас-Вегасе после этого гадания, этого незаконченного гадания. – Синяя мантия смешно и жалко вздыбилась на его торсе. – Будьте вы неладны; мне придется искать другую работу. Вряд ли я вообще смогу теперь гадать на картах. Они теперь знают мое лицо. Ради всего святого, почему вы пришли именно ко мне?

– Случайность, – ответил Крейн, делая усилие, чтобы не пожалеть сейчас этого старика. Он вставил искусственный глаз на место и подошел к окну. – Так, кто это?

Джошуа хлюпнул носом и тоже встал.

– Умоляю, если в вас есть хоть капля человечности… как вас зовут?

– Крейн, Скотт Крейн.

– Скотт, если в вас есть хоть немного человеческого сострадания, не говорите ему, кто вас прислал. – Он вытер глаза мешковатым рукавом. – Настоящего имени я не знаю; его называют Паук Джо. Он, по всей видимости, живет в трейлере близ Ранчо, на Тонопа-хайвей. Это по правой стороне дороги, два часа езды из города: трейлер, несколько хижин и плакат с большой двойкой пик.

Карты больше не копошились на ковре; Джошуа опустился на колени и принялся собирать их шелковым платком, старательно следя за тем, чтобы не прикасаться к ним голыми руками.

– Скотт, можно попросить вас об одной любезности? – ворчливо осведомился он. Крейн кивнул, и старик продолжил: – Возьмите эти карты, мои карты, с собой отсюда. И вашу сотенную купюру тоже. Нет, я не смогу ею воспользоваться, и даже если сожгу ее, это привлечет ко мне определенное психическое внимание.